Грешница

В три часа ночи он вернулся домой, взволнованный, усталый и удрученный сознанием того, что предоставил другим завершать начатое. Помогите мне! Он не мог ей помочь. Все, что он мог для нее сделать – это доказать, что Джонни Гитарист и Георг Франкенберг – одно и то же лицо.

Вернер Хос сомневался в этом, и его аргументы было не так-то просто опровергнуть. Прежде чем разойтись по домам, они трижды прослушали две самые важные пленки – первую и последнюю. Хос ратовал за первую: «Во всем виновата песня». Он считал, что в этом и заключается ответ. И этот ответ, кроме всего прочего, не ставил под сомнение записанное на последней кассете. Одно другому не мешает. Никто ведь не может сказать, что происходит в голове у человека, которого девятнадцать лет избивали Библией и у которого пять лет назад разбилась хрустальная лапа.

Рудольф Гровиан лег в постель и ворочался до тех пор, пока Мехтхильда не сказала:

– Руди, сделай одолжение, ляг на диване. Тогда смогу поспать хотя бы я.

Он давно уже запретил себе разговаривать с женой о работе. У Мехтхильды было собственное представление о праве, законе и справедливости. Два дня в неделю она проводила на вещевом складе организации «Каритас», раздавая старые пальто и брюки опустившимся людям. Разумеется, на добровольных началах. И если раньше Рудольф говорил ей, что один из этих нуждающихся с «пушкой» в руках вошел в банк, она вздыхала: «Бедняга!»

– Как Марита, благополучно добралась домой? – спросил Рудольф, чтобы хоть что-то сказать.

Он надеялся, что жена поинтересуется, почему он так задержался, что случилось. Он испытывал потребность услышать от нее: «Ах, бедняжка!»

– Думаю, да.

– Что она тебе рассказала? Ведь наверняка же что-нибудь рассказала. Ну, я слышал что-то насчет адвоката…

– Руди, – протяжно, измученным голосом произнесла жена, – давай поговорим об этом завтра. Ты смотрел на часы?

– Завтра мне будет некогда. Я хочу узнать об этом сейчас.

– Марита собирается развестись с мужем, – вздохнула Мехтхильда.

– Что? – Ради этого не стоило даже приподниматься на подушке. Рудольф предполагал это с самого начала. – Если человеку слишком хорошо, он начинает беситься с жиру.

– Руди, – снова вздохнула Мехтхильда, – Марита делает это не ради собственного удовольствия, можешь мне поверить.

– Мне достаточно, если в это веришь ты, – отозвался он. – Но ведь ты готова поверить в любую чушь.

– Однако она права, – довольно решительно произнесла Мехтхильда. – Петер слишком много работает, и Марита постоянно одна. Что это за жизнь для молодой женщины?

– Что, прости? Я считаю, что это прекрасная жизнь. Петер слишком много работает, а она сорит деньгами, которые он принес. Это ведь лучше, чем сидеть перед распятием, сложив руки на груди.

– Ну у тебя и сравнения! – возмутилась Мехтхильда. – Где ты такое услышал?

– Да так… Скажи мне, а у нас в доме есть Библия?

– Знаешь что, с меня довольно, Руди! На часах половина четвертого. – И Мехтхильда повернулась на другой бок.

– Так есть или нет? – повторил он вопрос.

– В шкафу на первом этаже, – ответила жена.

Рудольф спустился по лестнице и, наполовину опустошив шкаф, нашел затасканный и довольно тоненький экземпляр Библии, купленный еще в те времена, когда их дочь ходила в школу. Лежала Библия среди старых учебников, края у нее были потрепаны. Рудольф лег на диван и прочел отрывок об изгнании из рая. Он помнил только, что речь там шла о яблоке. И предположил, что, отправляясь на озеро, Кора Бендер взяла с собой яблоки потому, что собиралась плавать там до самого Страшного суда.

Изгнание из рая, из семейного предприятия, из дома, в котором она жила с мужчиной, разбившим ей лицо до крови и даже не поинтересовавшимся, как с ней обошлись. Давая показания, Гереон Бендер ни разу не спросил, как чувствует себя его жена, не попытался выяснить, что с ней теперь будет.

Рудольф вспомнил о ее сынишке, и ему расхотелось думать о кающейся Магдалине. Однако он все же прочел пару строк из Библии и почувствовал себя еще хуже. Магдалина была шлюхой. И в сочетании с героином и исколотыми сгибами локтей получалась комбинация, которая ему совершенно не нравилась.

В половине шестого Рудольф выгреб из холодильника все, из чего можно было соорудить приличный завтрак, и оставил на столе записку для Мехтхильды, где сообщил, что постарается прийти домой к обеду. Вряд ли для того, чтобы сдать Кору Бендер судье, решающему вопрос о законности содержания под стражей, понадобится много времени. А именно это Рудольф и собирался сделать. Именно это он должен был сделать еще вчера вечером, когда она впервые стала сбиваться в показаниях. Просто непростительно, что он не прислушался к своему внутреннему голосу.

В шесть часов Рудольф снова был в своем кабинете. Следом за ним прибыл Вернер Хос. Они составили документы для прокурора, еще раз прослушали записи, особенно последнюю, некоторое время поговорили об этом и так и не пришли к единому мнению.

– Кстати, та пленка из магнитофона Франкенберга в целости и сохранности?

Хос усмехнулся.

– Хотите провести эксперимент?