Грешница

– Ну что вы, мастер, – сурово покачала сухим острым пальцем лекарша. – Говорите, что нужно, и уходите. Больной так никогда не выздоровеет вашими стараниями.

– Могу я побыть с мальчиком наедине?

– Можете. Кто ж вам откажет, вы же здесь главный. – Лина недовольно закатила глаза и вышла из комнаты.

– Ох уж эти женщины… Сколько лет живу, а понимать их так и не научился. У самого-то девушка есть? – по-дружески поинтересовался глава гильдии, разглядывая Геберта блестящими, как черные маслины, совсем не старческими глазами. В глубине этих глаз плясали насмешливые живые искры.

– Пока нет. Но надеюсь, что вскоре появится.

– И правильно! Какие твои годы!

– Простите, если покажусь вам грубым, – медленно проговорил мальчик, ерзая на покрывале, – но вы ведь не мою личную жизнь пришли обсудить? Что вам надо?

– Вот ведь молодежь пошла. – Царькоя усмехнулся в короткую торчащую бороду. – Палец в рот не клади – откусят, выплюнут, да еще и скажут, что их пытались отравить. Все на бегу: едят, спят, любят, даже жизнь живут. А в моем возрасте уже некуда торопиться. Начинаешь понимать, что надо наслаждаться каждой дарованной тебе секундой.

– Молодость – это недостаток, который быстро проходит. Так говорит мой учитель, – пояснил Геб удивленно сдвинувшему брови гостю.

– Твой учитель мудр. И он воспитал достойного человека. Твой поступок, мальчик, произвел немалый резонанс в обществе. Я благодарен за это.

– Да что я такого сделал?

– Ты сделал правильный выбор в нужное время. К тому же людям нравятся красивые смелые поступки. Ведь так хочется надеяться, что мир прогнил не до конца.

Геберт взял с тумбочки кружку, залпом осушил ее и выпалил:

– Вы знаете, что участники тайком строят друг другу козни и даже пытаются убить?

– Знаю, мальчик. Все знают, но стараются об этом не говорить. – Лицо главы гильдии стремительно помрачнело и состарилось. – После той войны люди увидели, сколь ужасной бывает магия. Все те опыты ведьм и разработки Высшего Круга… Репортеры быстро раздули эту историю до невероятного масштаба. А Государь подхватил. Теперь магическое общество, запертое в тесной клетке условностей, пожирает само себя.

– Но если вы все понимаете, то почему не помогаете тем, у кого нет денег на обучение в дорогостоящих университетах?!

– Я и помогаю… по мере своих сил. Ты помнишь притчу о козле и горе? Если долго бодаться с горой, то скорее надорвешься и разобьешь упрямый лоб, чем что-то изменишь. А раз не можешь сдвинуть гору, будь умнее – обойди ее.

– Я прекрасно помню эту сказку, но не понимаю, при чем тут она! Мы говорим о сотнях жизней, которые губят бедность и равнодушие окружающих!

– Хорошие слова, – улыбнулся Царькоя, крутя на пальце толстый золотой перстень с гравировкой. – Ты нам действительно подходишь.

– Что вы хотите этим сказать? – нахмурился мальчик.

– Ты получишь место в гильдии, если внимательно выслушаешь меня и сделаешь все, как я тебе скажу.

– Я не стану пешкой в ваших играх! – воскликнул Геберт и сам испугался своих слов.

– Мы все чьи-то пешки, – туманно ответил глава гильдии, ничуть не обидевшись. – И счастлив тот, кто это понимает. Но я не буду на тебя давить. В любом случае надеюсь: ты сумеешь пройти отбор и присоединиться к нашей гильдии.

Рыжий маг встал, чтобы проводить старика к выходу. У двери высказал то, что его долго мучило:

– Знаете, мастер Царькоя, мое желание присоединиться к «Золотому листу» сильно ослабло.

– Это бывает, мой дорогой. И все равно я буду надеяться – надежда прекрасное сильное чувство. Оно не дает нам сойти с ума… А тебе я советую больше читать. Например, «Загадочный континент» Эдориана Сапского, замечательная книга. – Царькоя хитро подмигнул ему и бодро вышел из палаты.

Сантера недовольно разглядывала себя в зеркале, бормоча странно знакомые слова:

– Свет мой зеркальце! Скажи да всю правду доложи: кто на свете всех страшнее, кровожадней и тупее?..

Оттуда на нее хмуро зыркала брюнетка с правильными чертами лица, кислотно-зелеными глазами и полными обветренными губами. Густые черные волосы, в которых, казалось, гаснут солнечные лучи, после сна торчали во все стороны. Сантера запустила в них пальцы, потянула тяжелые пряди, чувствуя всей кожей неприятную скользкость.

– Как щупальца… Я думала, что буду милее.

Осмотрев свое тело, она обнаружила множество синяков и ссадин, на животе – застарелый шрам устрашающего вида, на ноге – татуировку. Растолковать, откуда на ней столько всего лишнего, никто не смог. Рикарва пояснил, что раньше она не любила много говорить и вообще была весьма замкнутой особой.

Платье, которое принесла Мария, сильно жало в подмышках, словно было и не ее вовсе. Во всем доме не отыскалось ни одной вещи, принадлежавшей девушке. Хотя то же самое можно сказать и об остальных членах ее семьи – и Рикарва, и Мария жили суровой жизнью аскетов.