Греши и страдай (ЛП)

Мы были слишком молоды, чтобы испытывать эти чувства. Слишком молоды, чтобы найти родственную душу.

Но именно это и произошло.

Рубикс отпустил меня, оттолкнув от себя в огромную комнату.

Я по инерции поскользнулась, когда вечернее солнце стало мрачным.

— Видишь, Клео? — Рубикс топнул ботинком. — Кафельный пол. Тебе не нужны туфли. А воздух теплый, поэтому и одежда тебе не нужна.

Его глаза позволяли себе вольности, скользнув по моему телу.

— На самом деле, мне даже нравится то, что на тебе надето. Ты точно больше не похожа на гребаного ребенка.

Не обращая на него внимания, я была в зале для собраний, который мы с Артом исследовали, тайком целовались и в конечном итоге спланировали свое лидерство, когда достигли совершеннолетия. Так много воспоминаний запечатлелось на стенах. Так много смеха со временем исчезло.

Боль привела меня к мысли о том, что Арт ранен или мертв. Я не могла смириться с мыслью о том, что найду его, чтобы снова потерять.

«Пожалуйста, будь жив».

Моя агония превратилась в почерневшую ненависть, усилив желание убить Рубикса и в конечном итоге вылечить мир от его злого безумия.

Я ожидала темноты и тишины, туманного мира, который помнила, с клубящимся сигаретным дымом и ожиданием новых завоеваний. Вместо этого меня допрашивали при ослепляющем верхнем свете, и меня жаждал зал мерзких людей.

Каждая пара глаз устремилась на меня.

И каждый атом внутри меня охватил лихорадочный страх.

— Что б меня. Вот она.

— Наша собственная маленькая королева воскресла из чертовых мертвецов.

— Блять, ее волосы похожи на огонь, в котором она сгорела.

— Покажи нам свои шрамы, милая принцесса.

Все голоса грохотали вокруг меня, кружились в ушах, разлагаясь своими намерениями.

Сохраняя надменное и бесстрастное лицо, я взглянула на мужчин, сидящих за огромным деревянным столом. Пустые бутылки из-под выпивки и пахнущие бонги покоились в грязных руках, по меньшей мере, тридцати братьев. В отличие от «Чистой порочности» клубная комната «Кинжала с розой» была грязной и заброшенной. Пустые банки из-под пива валялись на полу, а обертки от презервативов прилипли к грязным диванам, сдвинутым в угол, чтобы освободить место для огромного стола. Стены были покрыты граффити, а клубные зайки беспорядочно лежали на стульях и на полу.

Было что сказать о чистоте, смывающей зло из души. «Кинжал с розой» нуждался в дезинфекции всего комплекса.

Мужчина с лысой головой и татуировкой в виде яркой кобры облизнул губы, присвистнув в мою сторону.

Кобра.

«Я помню его».

Он бил Артура по затылку всякий раз, когда ловил нас за домашним заданием. Он сказал, что мы зря тратили время на образование, когда Артуру суждено было всегда быть сучкой.

Другой мужчина с длинными жирными черными волосами закинулся табаком и внимательно посмотрел на меня.

«Его я тоже помню».

Сикамор.

Назван в честь его любви к изготовлению черенков и оружия из платана. (прим. пер.: Платаны — высокие листопадные деревья с густой широкой кроной.)

Он улыбнулся, зубы были в пятнах от его отвратительной привычки.

— Привет, маленькая Клео. Занятно увидеть тебя живой после стольких лет.

Хихиканье и рокот эхом разнеслись по комнате.

— Странно видеть тебя живым и все еще жующим жвачку, как корова.

Пальцы Сикамора впились в стол. Он выплюнул коричневую грязь в переполненную пепельницу.

— Твой отец должен был использовать ремень, чтобы закрыть твой гребаный рот.

Я подняла подбородок.

— Мой отец должен был сделать очень многое.

«Как насчет убить Вас всех во сне, прежде чем Вы убили его».

Рубикс придвинулся ближе ко мне, сжав кулаки.

— Ты права, Клео. Торн потерпел неудачу по многим причинам. Жаль, что мой гребаный сын избавил его от страданий, как долбаную собаку.

Мое сердце упало, когда Артур поглотил мою душу.

Артур никогда не хотел насилия. Он довольствовался любовью и числами, но его душила жизнь, которую он не выбирал.

«Артур... я тяну время. Я делаю все возможное, чтобы тянуть его. Но мне нужно, чтобы ты пришел сюда сейчас же. Где ты?»

Страх, который я сдерживала, снова усилился.

Мое время быстро истекало.

Вздохнув, как будто мне надоело это все, я положила руку себе на бедро, надеясь, что никто не заметит моей дрожи. Мой взгляд упал на другого байкера в конце стола.

Он.

Тот, кто сжег меня в мотеле «Танцующий дельфин».

Аллигатор.

Моя кожа покрылась мурашками, и мои ноздри не покидал едкий запах моей собственной кожи.

«Предатель!»

Его глаза-бусинки пригвоздили меня к месту. Он больше не носил коричневый покрой «Чистой порочности», но понизился до черного «Кинжала с розой».