Грехи отцов. Том 2

— Я в аэропорту Кеннеди.

— Но что случилось? Самолет Скотта разбился? Он…

— Скотт на пути в Лондон, — сказала я, — и полагаю, настало время разобраться в той путанице, в которую ты превратил мою и его жизнь. Пожалуйста, приезжай сейчас же. Я буду ждать тебя в зале прилетов.

— Но дорогая, милая моя, разумеется, я понимаю, ты, должно быть, очень огорчена. Конечно же, я приеду, как только смогу, но у меня идет важное совещание.

— Перенеси совещание. Мы говорим о моей жизни. Ты приедешь сейчас же — или я улечу в Лондон ближайшим рейсом.

Три четверти часа спустя «кадиллак» моего отца остановился у тротуара, и он появился в сопровождении двух помощников, телохранителя и шофера, помогавшего ему выйти из машины. Я ждала, небрежно держа в руках норковое манто. После разговора с ним я выпила чашечку кофе, и привела себя в порядок, чтобы скрыть следы слез. Один из помощников подошел ко мне.

— Может быть, пройдем в зал для особо важных персон, миссис Фоксуорс?

— Совершенно ни к чему, мы посидим в баре.

— Его астма…

— О, оставьте разговоры о его астме. Пошли, отец, я куплю тебе бренди, и тебе станет лучше.

Отец посмотрел на меня с бешенством и что-то засвистел астматическим шепотом, но я прервала его.

— Пожалуйста, подождите оба в машине, — сказала я помощникам, а телохранителю добавила: — Ты можешь пойти с нами, но будешь сидеть в другом конце.

Трое мужчин смотрели на меня так, словно у меня выросли рога и хвост. Они взглянули на отца. Он с болезненной гримасой кивнул головой. Он начал седеть, а дыхание его было неприятно громким.

— Пойдем, отец, — сказала я, взяв его под руку, — сюда.

Мы прошли в бар, и перед тем, как взять мартини и двойной бренди, я посадила его в угол. Телохранитель со стаканом пива удалился за дальний столик. Мы остались одни.

— Я не буду пить, — прошептал отец, — но все-таки отпил немного, потом отхлебнул еще и, сдерживая глухой кашель, прочистил горло и, постукивая пальцами по столу, наконец-то подобрал нужные слова и, взглянув мне в глаза, мягко сказал:

— Мне жаль, что ты так огорчилась из-за Скотта. Конечно же я не одобряю эти истерические звонки, срыв совещания и гонку в аэропорт, но я понимаю, что женщины часто нервно реагируют на сложности в любви. Я готов оказать тебе денежную поддержку. Сейчас для тебя важно успокоиться, хорошенько все взвесить и вести себя разумно. Наверное, ты думаешь, что я послал Скотта в Лондон, чтобы прервать ваши с ним отношения, но это не так. Я исходил только из деловых соображений. С некоторых пор я не вмешиваюсь в твою личную жизнь. Я прекрасно понимаю, что ты взрослая женщина и имеешь право жить так, как тебе хочется.

Он остановился и посмотрел прямо на меня. Его глаза были чисты, взгляд искренен. Мне стало тошно. Я спросила:

— Ты хочешь сказать что-нибудь еще?

— Дорогая…

— Я тебе не дорогая, — закричала я. — Ты хочешь сказать, что разрушив жизнь Скотта, доведя его до состояния, когда действовать рационально он не мог, ты хочешь подобно Понтию Пилату умыть руки и благочестиво сказать «Я ни в чем не виновен, все это не имеет ко мне ровно никакого отношения».

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ах, ты не понимаешь, что мы все страдаем из-за того, что ты сделал.

— Но я ничего плохого не делал. Я всегда желал вам со Скоттом добра.

— Тогда зачем ты убедил Скотта возненавидеть своего любящего отца?

— Но…

— Ты собираешься это отрицать?

— Ты не понимаешь, все было совсем не так.

— Но в действительности все было так, папа. Этого не должно было произойти, но это произошло.

— Я поступил правильно. Стив не стоил Скотта, его лишили родительских прав.

— Я не верю этому. Этому хотел верить ты, но…

— Стива это не беспокоило. Да и почему же это должно было его беспокоить? Он плодил детей повсюду, для него одним сыном больше, одним меньше! В любом случае о Скотте следовало позаботиться. Я верю, что это правда. Я думаю, Бог хотел этого…

— Ты и твой Бог, — закричала она. — Не говори мне о своих взглядах на Бога и на мораль. Ты совершил отвратительный эгоистичный поступок, и пришло время, когда кто-то должен сказать тебе об этом. Неужели ты не понимаешь, что ты наделал? Ты изуродовал душу Скотта так, что он стал не способен жить нормально! Ты искалечил его!

— Чисто женская чепуха. Пожалуйста, возьми себя в руки и прекрати эту истерику. Скотт чрезвычайно удачлив.

— Удача! Ты называешь это удачей?

— Конечно.

— Да, но какой ценой.

— Послушай, Вики…

— Ты разрушил его, отец. Это правда. Это правда, которой ты не хочешь смотреть в глаза, но от этого она не перестает быть правдой. Ты испортил ему жизнь.

— Как я мог испортить ему жизнь? — закричал отец, — все, что я хотел…

— Не повторяй небылицу о том, что ты хотел ему добра, ты всегда хотел добра только себе. Но скажи мне, если ты хотел иметь сына, то почему же ты не завел своего собственного. Почему же ты из года в год продолжал жить с этой бессердечной сукой-женой, которая не сделала тебя счастливым?

Мой отец замер. Он ничего не пытался объяснить, но на лице было такое страдание и отчаяние, что я с ужасом отпрянула.