Грехи отцов. Том 1

— Слава Богу. Наконец здесь будет хоть одна личность, с которой интересно поговорить.

— Дорогой, ты не должен говорить такие вещи!

— Кто еще приезжает?

— Ну…

— Сэм и Вики?

— Да. О, дорогой…

— Забудь об этом. Я не хочу говорить о ней.

Поездка продолжалась в молчании. Я хотела крепко пожать ему руку, чтобы утешить его, но поняла, что этого делать не стоит. Когда мы прибыли домой, Себастьян тотчас же ушел в свою комнату, закрыл дверь и поставил пластинку «Тангейзера», и только в шесть часов я смогла собраться с духом и побеспокоить его.

— Корнелиус вернулся, дорогой, — сказала я, легко постучав в дверь. — Не хочешь ли ты спуститься вниз и поздороваться?

Себастьян раздраженно вышел из комнаты и молча спустился тяжелой поступью в золотую комнату, где Корнелиус просматривал «Пост».

— Привет, Себастьян!

— Привет.

Они пожали друг другу руки. Они были совершенно разными: Корнелиус светлый и стройный, Себастьян темный и коренастый. Себастьян был выше на несколько дюймов.

— Как поживаешь?

— Прекрасно.

— Хорошо доехал?

— Да.

— А как Гарвард?

— В порядке.

— Великолепно.

Молчание. Я нажала на звонок.

— Чего бы тебе хотелось выпить, Себастьян?

— Пива.

— Хорошо. — Мы ждали. С облегчением я нашла, о чем поговорить. — Дорогой, расскажи Корнелиусу, что ты думаешь об экономическом положении, например, о плане Маршалла?

Вечер прошел без особой неловкости, и в девять тридцать Корнелиус извинился, сказав, что хочет пораньше лечь спать.

— Ты произвел глубокое впечатление своими знаниями, дорогой! — сказала я Себастьяну, как только мы остались одни. — Корнелиус был так поражен, могу тебе сказать.

— Может быть. — Он нетерпеливо заерзал.

Я подумала, что он хочет вернуться в свою комнату дослушать «Тангейзера».

— Ты хочешь пойти спать, дорогой? — спросила я, чувствуя себя обязанной дать ему возможность уйти, если он хочет. Я не хотела быть назойливой.

— Пожалуйста, перестань называть меня все время «дорогой». Раз уж дала мне такое безобразное имя, как Себастьян, будь добра его использовать.

— Конечно! Извини меня. Странно, как эти дурацкие обращения становятся автоматическими. — Я улыбнулась ему и подумала: так сильно любить и безответно. Я машинально осмотрела комнату, как будто в темноте мог кто-то скрываться.

— С тобой все в порядке, мама?

— Да, конечно. А что?

— Ты чем-то обеспокоена.

Значит, даже Себастьян это заметил. Такого унижения я не ожидала.

— Все хорошо, — сказала я спокойно, но яснее, чем когда-либо почувствовала, что неотвратимо приближался тот день, когда у меня не будет другого выбора, кроме как снова вернуться к проблемам, которые так и оставались нерешенными.

— У тебя все в порядке, Алисия? — спросил Кевин Дейли.

Мы сидели на террасе летней виллы Корнелиуса в Бар-Харборе двумя месяцами позже. Корнелиус не получил в наследство летний дом Пола, но позднее он приобрел очень похожий дом по соседству. Выдержанный в стиле средиземноморской виллы, дом состоял из тридцати замечательных комнат, а десять акров благоустроенных садов спускались к морю. Каждое лето я останавливалась здесь с детьми, в то время как Корнелиус проводил с нами столько времени, сколько позволяла ему работа, и каждое лето сюда приезжала из Огайо Эмили со своими двумя девочками, чтобы провести каникулы. Так как ее дочки остались без отца в раннем возрасте, Корнелиус считал, что он должен уделять особое внимание своим племянницам, а они, в свою очередь, воспитывались так, что видели в нем своего второго отца, тем более что родного отца они не помнили.

Так как Корнелиусу всегда нравилось общество детей и помогать сестре он считал своим долгом, я не была против этого, хотя за лето, проведенное с Эмили, я часто доходила до изнурения, однако меня удивляло, что Корнелиус заботился и о приемных детях Эмили. Стив Салливен, бывший муж Эмили, оставил ее. У него были еще два сына от прежнего брака; младший, Тони, погиб на войне, а старший, Скотт, любимец Корнелиуса, работал в его банке.

— А почему нет? — спрашивал Корнелиус. — Почему я должен относиться к нему с предубеждением из-за Стива?