Я еще не пришел в себя и не мог ясно мыслить, и когда услышал ее голос в интеркоме, моя первая мысль была: она хочет, чтобы я к ней вернулся. Но, увидев официальность ее одеяния, я понял, что дело, по которому она пришла, далеко от этого.
— Привет, — сказала она с какой-то неловкостью в голосе, руками она крутила ремень сумки, — очень мило с твоей стороны разрешить мне подняться, я обещаю, это не займет много времени.
Будучи не в состоянии говорить, я открыл дверь в гостиную. Когда она проходила мимо, меня охватило огромное желание обнять ее. Но прежде, чем я пошевелился, она сказала:
— Я пришла потому, что должна тебе две вещи: извинение и объяснение.
Я собрал осколки своего «я», чтобы не дать моей боли прорваться наружу, и внезапно ко мне пришло мое так называемое «профессиональное обаяние», защищавшее меня от суровостей жизни, которую я сам себе выбрал. Я пытался его сбросить, но это оказалось невозможным. Оно стало частью меня, как кожа, и, если я его сорву, я знаю, что буду на грани смерти.
— Итак, я полагаю, что могу принять извинения, — сказал я, улыбаясь Терезе, — спасибо.
Тереза ответила вежливым голосом.
— Я не собираюсь приносить извинения за то, что спала с Корнелиусом.
Но нет такого панциря, который нельзя было бы пробить. Я отвернулся в исступлении.
— Проходи в гостиную и садись, — сказал я, еле сдерживаясь, спокойным и вежливым голосом. — Извини, что выгляжу как бродяга. Мне надо начать вставать раньше по воскресеньям. Тебе сделать кофе?
— Нет, спасибо.
Мы прошли в гостиную, и я твердой рукой дал ей прикурить. За окном опять моросил дождь. Я видел, как мои растения на террасе намокли и дрожат на холодном ветру, гулявшему по Парк-авеню.
— Я хочу попросить прощения за то, что была с тобой не честна, — сказала Тереза. — Я хочу извиниться за то, что «подложила тебе свинью», вместо того чтобы сказать всю правду. Я струсила, Сэм. Мне хотелось думать, что я не могу тебе сказать правду потому, что я искренне и нежно отношусь к тебе, и я знаю, как тебя тревожит все это. И это, конечно, только одна из причин того, что я струсила. Есть еще одна. Я не могла посмотреть правде в глаза. Мы все живем с нашими маленькими иллюзиями, не так ли? И иногда нелегко сбросить этот флер и посмотреть в лицо обстоятельствам.
— Я понимаю.
— Да? Сомневаюсь. Здесь мы уже перейдем от извинений к объяснению. Было бы легко сказать: «О, ты никогда меня не понимал!» Но ситуация не настолько проста. Я думаю, что теоретически ты понимаешь меня очень хорошо: проблемы европейских иммигрантов рабочего происхождения, приехавших в Нью-Йорк, и продолжающееся давление на них, заставляло идти на компромисс с чужими принципами для того, чтобы вырваться наверх... — Ей пришлось сдержать себя, прежде чем спокойно продолжить. — Ты понимаешь все это. Но ты, как ребенок, пытаешься сделать математическое действие, не выучив правил арифметики. Ты можешь определить все действующие лица, но не можешь собрать их вместе.
— Я не уверен, что уловил мысль.
— Разреши привести пример. Теоретически ты знаешь, как важна для меня моя работа. Однако в жизни ты продолжаешь обходиться со мной так, словно я могу вести нормальную жизнь, и ты ни в коей мере не способен принять меня такой, какая я есть. Когда ты предлагал пожениться, ты предлагал это не мне, ты предлагал это женщине, которой, как ты решил, я должна стать.
— Но это неправда! Я никогда не пытался изменить тебя, Тереза! Я никогда не просил тебя бросить рисовать! Я всегда уважал твою карьеру!
— Ты так многословен, Сэм. Боже, ты даже не представляешь, что это значит! Ты уважаешь мою карьеру. Конечно! Но она всегда будет на втором месте после твоей карьеры. Главенствующим в нашем браке всегда будет то, что ты хочешь, и то, что ты думаешь.
— В любом браке должны быть свои приоритеты.
— У меня есть только один приоритет, Сэм. Моя работа. Именно поэтому я не хочу жить с кем бы то ни было, или быть домохозяйкой, или пытаться ставить интересы мужа на первое место, как это должна делать хорошая жена. Может быть, ты поймешь то, что я хочу тебе сказать: моя тяга к работе сильнее, чем к сексу. Я люблю секс — его ничем не заменишь, и, конечно, мне его не хватает, когда его нет. Без него я могу как-то прожить, но я не могу прожить без моей работы. Вот почему я была такой несчастной последнее время. Я была в таком замешательстве из-за моей личной жизни, что была не в состоянии работать. Я обнаружила, что невозможно что-либо создать, находясь в состоянии моральной дезорганизации. Но только сейчас я привела себя в порядок, поняв, кто я есть на самом деле, и, должна признаться, это было нелегко. Нелегко.
— Что-то я не очень понимаю. Что ты имеешь в виду?