Грехи отцов Том 1

— Мне надо было с кем-нибудь поговорить, — произнес Корнелиус, — но никого подходящего не было. Может быть, мне нужна была девушка по вызову, но потребности в сексе у меня не было, и вообще я не одобряю такие вещи. В конечном итоге я решил пойти к тебе, Кевин, потому что ты всегда поддерживаешь меня в депрессии.

— Подумай, — перебил его Кевин. — То ты считаешь меня идиотом из-за моих сексуальных наклонностей, то жаждешь моего общества.

— О, черт! Послушай, я прошу прощения...

— Ладно, забудем это. Продолжай. Ты хотел поговорить со мной и поэтому приехал ко мне домой и спросил Терезу. Послушаем, как ты это объяснишь.

— Я только спросил, где она, а хотел поговорить с тобой. Но ты был в таком поганом настроении, что не дал мне ничего сказать.

— Звучит неправдоподобно, — ответил Кевин, — допустим, что это правда. Но не мог бы ты объяснить, почему Тереза провела по меньшей мере два часа за приготовлением ужина для тебя, если уж твой визит был столь неожидан.

— Не думаю, чтобы она готовила специально для кого-то. Она сказала, что для нее кулинария — своего рода терапия. Она любит готовить, когда у нее не идет работа. Она сказала, что у нее общая депрессия, из-за чего она и отменила встречу с тобой, Сэм.

— Таким образом, вы сели на кухне, — проговорил я, болезненно вспоминая остатки филе баллис и бутылку красного калифорнийского вина, — и поужинали.

— Тем не менее все это происходило достаточно далеко от мансарды, — цинично вставил Кевин. — Что случилось потом?

— Я не могу сказать, что мне очень хотелось разговаривать, но я был благодарен ей за «моральную терапию» и счел необходимым завязать беседу. Я спросил, видела ли она ретроспективу Брака в Музее современного искусства. Какое-то время мы болтали о современном искусстве. Я признался ему, что купил картину Кандинского для своего офиса.

— Хорошо, мы поняли, что вы болтали об искусстве. Потом, как я могу предположить, она пригласила тебя наверх посмотреть картины.

— Нет, — ответил Корнелиус, — она не делала этого. Она наоборот пыталась убедить меня, что ее работы не настолько хороши, чтобы их демонстрировать кому-либо. Конечно же, меня это задело. Боже, когда я думаю обо всех нью-йоркских художниках, которые пытались показать мне свои работы, а здесь эта девчонка вела себя так, словно она умрет, если покажет мне свои картины. «Это барахло», — говорила она. «Просто хлам!» — «И что?» — спросил я, — я видел огромное количество хлама в живописи. Хлам меня не коробит, совершенно не коробит. — И я пошел вверх по лестнице в мансарду. Она поспешила за мной наверх и всю дорогу тараторила, что картины плохие, бессмысленные, пятисортные. Я находил забавным, что она оказалась такой застенчивой... Но все же я поднялся в мансарду и увидел картины. Они были совсем не плохи. Между прочим, некоторые мне даже очень понравились. Картины написаны в стиле американского примитивизма, но в них ощущалось сильное влияние классики. Твои работы напоминают мне Брейгеля, сказал я ей, и она ответила: «Это лучшая оценка, какую я когда-либо получала», — и внезапно... ну, я не знаю... она выглядела такой притягательной и серьезной, и... кровать была прямо здесь и... это случилось.

Он остановился. В полном молчании он допил стакан бренди.

— Конечно, это было непростительно, — сказал он наконец. — Я не оправдываюсь, но хочу сказать, что был деморализован своими личными проблемами.

Я потерял над собой контроль и вскочил на ноги.

— И ты пытаешься уверить меня, что это все? — спросил я срывающимся от ярости голосом. — И ты правда думаешь, что я поверю в эту басню.

Глаза Кевина от удивления расширились. Корнелиус побледнел.

— Я говорил тебе, не ври! — закричал я, — я предупреждал...

Кевин встал между нами.

— Не принимай это так близко к сердцу, Сэм. Почему ты так уверен, что он лжет?

— Он объединил совершенно разные события. — Я оттолкнул Кевина в сторону. — В первый раз ты спал с ней в ту самую ночь, когда встретил ее, не правда ли? — кричал я на Корнелиуса, — ты спал с ней в прошлую среду! Это была та самая ночь, когда у вас с Алисией была большая ссора из-за того, что я ей рассказал о твоем намерении выдать за меня Вики. На следующее утро, в четверг, ты едва не отправился на тот свет от приступа астмы, когда я сказал, что хочу жениться на Терезе. Она ведь дала тебе понять, что у нас с ней все кончено, и ты подумал, что это наше общее решение. Ты испугался, поняв, как сильно я к ней привязан. Тебя стали мучить угрызения совести, ты стал так мил со мной, советовал забыть о женитьбе на Вики, уговаривал не беспокоиться о неприятностях с «Хаммэко», уступил мне свой личный самолет для уик-энда на Бермудах...

— Верно, верно, — ответил Корнелиус, — совершенно верно. Это было именно так, как ты говоришь. Это ее ошибка, это она ввела меня в заблуждение. Иначе я бы никогда не отнял у тебя Терезы, Сэм, клянусь тебе.

— Если это так, то почему ты, сукин сын, пошел сегодня к Терезе, зная, как я к ней отношусь?

— Она пригласила меня, — ответил Корнелиус.