Грехи отцов Том 1

И когда я подумал о Бар-Харборе, я вспомнил, как Пол говорил нам: «Если вы, ребята, хотите преуспеть в жизни, не тратьте ваше время на то, чтобы тосковать по жизни, какой она должна быть. Просто сосредоточьте свои усилия на том, как примириться с вещами, какие они есть».

— Ты что-то сказал? — спросил Корнелиус.

Я встал и повернулся к нему спиной.

— Я велю своей секретарше заказать мне билет в Англию прямо сейчас.

Я приехал в Лондон.

Я выполнил, что мне было приказано.

Стив умер.

Перед этим он некоторое время уже не пил, но, когда он увидел в газете сфабрикованный снимок, он выпил разом бутылку виски и попытался доехать из Норфолка в Лондон, чтобы встретиться со мной. Его автомобиль врезался в дерево на шоссе неподалеку от Ньюмаркета. Ни одна другая машина не была причастна к несчастному случаю. Через некоторое время он скончался в госпитале.

«Скажи Корнелиусу, что я никогда ему этого не прощу, — писала Дайана в ответ на мое официальное соболезнование, — и никогда не забуду».

— Это явное объявление войны, — тут же сделал вывод Корнелиус, когда я ему это передал. — Ну ладно, пришла пора раз и навсегда позаботиться об этой леди.

Я встретил Дайану в Лондоне, и она мне понравилась. Мне было крайне неприятно, что я сыграл такую роль в смерти Стива, и при всем сознании вины, я чувствовал отвращение.

— Я думаю, что мы достаточно поработали, Нейл. Пусть все останется как есть.

— Я от тебя не требую, чтобы ты что-нибудь делал, просто сиди тихонько! Я собираюсь свести эти счеты лично!

— Нейл, Дайана любила Стива. Она достаточно пострадала...

— Заткнись. Не пытайся давать мне советы.

— У меня нет намерения советовать тебе! Я пытаюсь только выяснить...

— Забудь об этом! Уже многие годы эта женщина доставляет нам одни неприятности. Она пыталась помешать Полу сделать меня его наследником — конечно, она всегда хотела, чтобы ее сын получил состояние Ван Зейлов. Она разрушила брак моей сестры со Стивом — и, так же как я, ты прекрасно знаешь, что Эмили так и не оправилась с тех пор, как этот негодяй бросил ее. Она дала Стиву свои деньги, чтобы он основал свой собственный банк и тем самым нанес удар в зубы Ван Зейлу. Естественно, он никогда бы не смог это сделать сам, без ее поддержки. А теперь — теперь у нее хватает наглости объявить нам новый этап военных действий! Прости, Сэм, но мое терпение иссякло. Я преподам этой женщине урок, которого она никогда не забудет.

Но в конце концов мы получили урок от Дайаны, в конце концов Корнелиус получил урок, которого он никогда не смог забыть.

С помощью хитрого стечения обстоятельств он получил законную возможность лишить ее дома, Мэллингхем-холла, и теперь он решил из мести лишить ее владения по суду. В 1940 году он сам отправился в Англию, чтобы нанести ей coup de grâce[7], и хотя я не видел для Дайаны возможности превратить его неизбежный триумф в поражение, но впоследствии я понял, что я ее недооценил. Она провела его, она сожгла свой дом; она предпочла спалить старинный дом своей семьи, чтобы только он не попал в руки Корнелиуса, и этим разрушительным актом она доказала ему, что существуют вещи, которых нельзя купить за деньги, которые никакой силой нельзя отнять и которые никто, даже Корнелиус, не может испортить. Она даже не дала ему шанса сравняться с ней. В тот же день, когда дом был разрушен, она села на пароход, отправляющийся во Францию, чтобы принять участие в историческом спасении британской армии в Дюнкерке, и, когда она не вернулась, это было, как будто бы она снова его обошла. Она умерла героической смертью, раз и навсегда поставив себя вне его досягаемости. Он продолжал жить с памятью о ее неоспоримой победе.

— Итак, она победила, — сказал я, когда он вернулся в Нью-Йорк. Я должен был это сказать. Это было ошибкой, но я не мог удержаться. Я думаю, что тогда я понял, что давно хотел отплатить Корнелиусу его же монетой, но подозревал, что у меня на это не хватило бы мужества.

Он просто посмотрел на меня. Затем он сказал:

— Я отказываюсь обсуждать с тобой эту женщину, сейчас или когда-либо еще. Я никогда больше не хочу слышать ее имени. — И он повернулся ко мне спиной, прежде чем я смог ответить.

После этого я держал свой рот на замке. День за днем, месяц за месяцем, год за годом я никогда не поднимал этой темы в разговоре с ним, но, в конце концов, тем апрельским днем 1949 года, когда мое чувство вины и отвращение к себе, а также мое невыносимое одиночество толкнули меня за пределы барьеров, возведенных моим здравым смыслом, я услышал свой голос, задающий ему эти два вопроса, которые мне не следовало никогда задавать:

— Ты никогда не думаешь о Стиве Салливене? Ты когда-нибудь вспоминаешь Дайану Слейд?

В глазах Корнелиуса появилось отрешенное выражение. Он потягивал бренди и смотрел в окно.

— Я не думаю, что Стив Салливен и его последняя жена имеют какое-нибудь отношение к нашему разговору.