Грехи отцов отпустят дети

Евгений Базаров обретался в комнате для гостей, на третьем этаже. Стандартный набор удобств, но ничего выдающегося-роскошного (как выглядели покои хозяина этажом ниже). Похоже на гостиницу три звезды. Кровать, стол. На столе – ноутбук и книги, все научные, с трудновыговариваемыми названиями. Индивидуальность временного хозяина пока не успела пропитать это жилье.

Евгений встретил меня в шортах и футболке, с повязкой на правой руке. Очень весь бородатый, волосатый, с татушкой на плече.

– Давно вы здесь гостите?

– Как из Англии вернулся. Недели две.

Я спросил его о взаимоотношениях с покойным.

– Плохие, – не стал скрывать он.

– Я вот не могу понять. Вас здесь, в доме, что держало? Раз с хозяином случились такие контры?

– Пригласил-то меня не Павел Петрович, а Аркадий.

– И все равно, другой после того, что случилось, хлопнул бы дверью да съехал. А вы тут присосались.

Я намеренно провоцировал его. Человек, выведенный из себя, всегда готов ляпнуть лишнее.

Он глянул исподлобья.

– Вы сами знаете. – Я показал пальцами: «Пиф-паф».

– Вам уже донесли.

– Да, и мне очень странно, что вы до сих пор здесь сидите.

– Дознаватель – они ведь дело открыли – просил меня никуда не выезжать. Не то чтобы подписку брал, просто убеждал быть в доступе.

По глазам я видел, что дело не только в этом. Что-то еще его тут держало. Возможно, Фенечка? Или вчерашняя гостья, Елена Сергеевна?

– Ладно. А что вы делали вчера ночью? После ужина?

– А что делают по ночам добрые люди? Спал.

– Всю ночь без просыпа? И не поднимались?

– Никак нет. То есть так точно, не подымался.

– И глаз не открывали? Не видели, не слышали ничего?

– Да нет же. Что-то прямо род летаргии напал.

– Скажите, а ведь вы перед дуэлью с Павлом Петровичем предсмертные записки писали?

– Было дело.

– А где та, что написана его рукой?

– Так вы и про это знаете?! Глеб сам себя заложил, да?

– Типа того.

– Да, он вчера как раз ко мне приходил. После ужина. Пьяный. Нес всякую ахинею. Что я должен «вбити» Павла Петровича. И даже ту записку, что Кирсанов написал, мне оставил. Хоть я и против был. В общем, я его выгнал. А записку он все-таки тут бросил.

– И где же она?

– Сейчас.

Он залез в прикроватную тумбочку. Лицо его вдруг побледнело. Он пошарил в ней.

– Ничего не понимаю. Записки нет.

Молодой человек бросился к столу. Поискал среди книг. Потрусил каждую. Глянул и на книжной полке. Потом залез под кровать.

Наконец поднялся – красный, смущенный. Набросился на меня:

– Да вы понимаете, что я на дуэли с ним дважды в воздух стрелял?! Совершенно не нужно мне после этого было тайком Кирсанова убивать!

– Допустим, я вам верю. Но смотрите, что получается. В двенадцать ночи вам Глеб сюда это письмо приносит. А к утру оно оказывается рядом с постелью убитого. Само перелетело? Или вы отнесли? Или кто-то другой-третий?

И тут – бывают же такие счастливые совпадения! Редко, но бывают. У меня блямкнула эсэмэска. Я достал телефон, скосил глаза:

Мать гврт: нчью из кмнт Евг выход жнщн. Кли его.

Я понял, что Пшеничный писал мне тайком, вслепую, не прерывая допроса. Впрочем, расшифровать можно было без труда: Мать говорит: ночью из комнаты Евгения выходила женщина. И приписка: Коли его!

Понятно, Базаров врет. Возможно, из благородных побуждений. Как, типа, истинный джентльмен и мужчина.

Я напомнил ему, что я частный сыщик и моя основная задача – ничем не навредить людям. Кроме преступника, разумеется. И добавил:

– Обещаю, сохраню все, что вы тут вчера творили, в тайне. Если только это не убийство. Поэтому прошу вас, скажите, кто еще, кроме Глеба, приходил к вам этой ночью. Фенечка?

– Фенечка? – вылупился на меня он. – Ну, нет. Как я могу так поступить с хозяином дома!

– Значит, его мать? Сорок первого года рождения?

Он кисло усмехнулся моему солдафонскому юмору.

– Вы обещаете, что не будете эту даму впутывать?

– Если она не убийца.

– У меня ночью здесь была Елена Сергеевна.

– Соседка?

– Да. Одинцова. Мы сговорились еще вечером, во время ужина. Потом ко мне явился этот Глеб со своей бумагой. Я не чаял, как его поскорее выставить, поэтому и согласился взять записку, лишь бы отделаться от него побыстрее. Ну, а после пришла она.

– И долго она пробыла у вас? Во сколько ушла?

– Если честно, не знаю когда. Заснул.

– Как-то не по-молодому. Не впечатлила?

– Давайте вы свои мужланские намеки оставите при себе.

– Почему? В контексте убийства той же ночью все важно. И сколько раз, и в каком помещении дело было, и спал ли, когда ушла.

– А что значит – в каком помещении?

– Ну, у вас тут и ванная есть. Да и погода хорошая, можно траву-мураву измять.

– Нет, ничего мы не мяли. А про Елену Сергеевну – да, приходила. В половине первого ночи, по-моему. Когда ушла – не знаю. Взяла ли записку – тоже не ведаю.

– Но раз вы заснули, значит, дверь за ней не заперли.

– Да, не запер. Но я и вообще никогда тут не запираюсь.

* * *

Что ж! Настала пора навестить Одинцову.

Я позвонил Аркадию и обратился к нему за помощью.

Мы встретились с молодым человеком на крыльце.