Грехи наших отцов

Ребекка зашла на страничку сестры Кристера в «Фейсбуке». Там был ролик с Тинтин и Роем, которые прыгали вокруг Кристера, такие счастливые, будто хозяин только что вернулся с войны. Ребекка видела в основном его ноги. Собаки то выбегали из кадра, то снова появлялись. Ребекка слышала, как Кристер, со смехом в голосе, призывал их успокоиться. «Это кто же у нас такой радостный?» – вторила брату сестра.

Потом Ребекка зашла в «Инстаграм» Марит Тёрме. Свадебных фотографий, по крайней мере, не обнаружила.

Она легла на спину и уставилась в потолок, такой пустой и белый…

Среда, 4 мая

Похьянен позвонил, как только Анна-Мария вышла из машины возле здания полиции.

– Мне жаль, – прохрипел он без лишних предисловий, – но ничто не указывает на то, что Галина Кириевская подвергалась какому-либо насилию. Она вывалилась или выпрыгнула из окна – вот единственное, что здесь можно предположить.

– Черт. – Настроение у Меллы сразу испортилось. – И что, никаких синяков? Никаких свидетельств самообороны? Ничего такого под ногтями?

Она достала пропуск и открыла дверь.

– Я же сказал, все факты в пользу версии самоубийства либо несчастного случая. И у меня нет ни малейшего основания предполагать что-либо другое. Разве я стал бы говорить такое, если б заметил хоть малейшие следы самообороны? – возмутился Похьянен. – И не трать понапрасну время умирающего человека, Мелла. – Откашлявшись, он сменил тон: – Все прошло быстро, во всяком случае. При падении проломилась височная кость. Кровотечение между черепом и мозговыми оболочками. Оно распространилось и прижало мозг к противоположной стенке черепа и к основанию шеи, где головной мозг переходит в спинной. Там… – Похьянен остановился перевести дух. – Там есть дыхательный центр, и при его сдавливании смерть наступает мгновенно.

– Спасибо, это утешает.

Анна-Мария вспомнила двух громил на вилле Меки. Таким ничего не стоило бы выбросить из окна женщину с телом двенадцатилетней девочки. Она не успела бы даже осознать, что происходит, не говоря о том, чтобы оказать сопротивление.

– То есть вариант, что ее выбросили, ты исключаешь?

– Нет, конечно, – прохрипел Похьянен. – Я только говорю об отсутствии признаков насилия. Что касается синяков, ты должна уяснить себе одну вещь, Мелла…

– Да?

– Они появляются не сразу. Как-то раз на моем столе оказалась женщина… Ее запинали так, что внутри не осталось ни одного целого органа. И она умерла почти сразу, но при этом на теле не было ни одной гематомы… Так что там с Мартинссон?

– Ну ты, наверное, знаешь…

– Да-да, читал в Сети. Ее отстранили от расследования, и догадываюсь, чьих это рук дело. Передай, чтобы связалась со мной, как только ее увидишь. Она не отвечает на мои звонки. Теперь у нее, по крайней мере, есть время заняться отцом Бёрье Стрёма. Я хотел бы все-таки навести ясность в этом деле. У вас завтра праздник, кажется? Вот и передай.

– Ну… я пока не знаю, хочу ли… – начала было Анна-Мария.

Но Похьянен уже дал отбой.

«…Быть твоей секретаршей», – мысленно закончила фразу Мелла.

Она посмотрела на небо. Оно будто сжалось. Серые тучи низко висели над землей.

* * *

Ниркин-Юсси шел по коридору дома престарелых в Бриттсоммарсгордене, на ходу здороваясь с персоналом. По утрам здесь бывало особенно тихо и пахло свежесваренным кофе.

– Я только что отнес ему завтрак, но он сказал, что не голоден, – сообщил Хиба.

– Я позабочусь о том, чтобы он что-нибудь съел, – пообещал Ниркин-Юсси.

Хиба похлопал его по руке, и Ниркин-Юсси вошел в комнату Сису-Сикке.

Тот, уже причесанный и в чистой рубашке, сидел в инвалидном кресле перед столиком. Завтрак перед ним на столике был нарезан на мелкие кусочки. Цветы в горшочках Хиба тоже успел полить.

Ниркина-Юсси не в первый раз тронуло, как заботятся о его приятеле в доме престарелых.

– Ты должен поесть, дорогой, – сказал он Сису-Сикке. – Иначе не выдержишь и первый раунд.

Сису-Сикке улыбался, но в глубине взгляда таилась печаль.

– Я тут подумал, – продолжал Ниркин-Юсси, зажигая все светильники в комнате, потому что, когда снаружи бывало пасмурно, в комнатах становилось совсем тоскливо, – почему бы нам не пригласить Бёрье Стрёма на ужин?

Сису-Сикке покачал головой.

– Я все возьму на себя, – пообещал Ниркин-Юсси. – Мы закажем все готовое. Переночуешь одну ночь у меня, в постели одному так тоскливо… Вспомним старое. Он ведь никогда… я охотно выслушал бы его версию того олимпийского золота… И не надо так трясти головой, иначе потеряешь последние волосы. Что с тобой, Сису?

8 сентября 1972 года

Ниркин-Юсси гостил в доме родителей Сису-Сикке в Куоксу, заодно помогал копать картошку. В прошлый раз, в конце июля, он вместе со всеми косил сено. Братья Сикке давно считали его своим и в шутку жаловались, что мать любит Ниркина больше, чем родных сыновей.