Грехи наших отцов

Петер мотнул головой в сторону торгового центра «Куп». Гуннар Паульссон вышел из машины и поставил ее на сигнализацию. Тренер из Оинаккаярви распрощался, уважительно поглядывая на «парней».

По пути к «Купу» Петер рассказал Гуннару про сообщение.

Оба помощника полицейских пробирались сквозь толпу покупателей с переполненными корзинами и тележками. Заглянули в аптеку, проверили рестораны и вернулись в продовольственный магазин.

Петер Аутио выбежал на парковку. Машина Марии Меки стояла на месте.

После пятидесяти минут поисков можно было отправить отчет начальству. Мария Меки и Тоня Литвинович бесследно исчезли.

* * *

Ребекка Мартинссон то сидела, то лежала на снегу. Подложила под себя рюкзак и все, что только было можно.

Она не просто устала – мышцы на руках и ногах превратились в желе. Вдобавок палило солнце. Ребекка понимала, что ее ослепил яркий свет. Такое ощущение, будто роговицу натерли гравием. «Вот отдохну немного, – подумала она, – и пойду через Корсавагге к Абиско. Так я точно не заблужусь».

Обезвоживание от обильного потоотделения, жаркого солнца и недостаточных запасов воды вызвало страшную головную боль. Язык бесформенным комом заполнил весь рот. При этом он стал жестким, как наждачная бумага. У Ребекки не получилось даже подтянуть его к нёбу. Попытка лишь усугубила неприятные ощущения.

Ребекка глотала снег, горсть за горстью, смутно осознавая, что он не содержит солей, а ее тошнит от недостатка натрия. Тень канюка заскользила по сугробам. Ребекка не нашла в себе сил поднять глаза на птицу.

Времени больше двух часов, пора двигаться дальше. Ребекка попробовала подняться, но ноги не слушались. Артериальное давление упало. «Паршиво», – подумала она, имея в виду не то свое нынешнее состояние, не то затею с походом в горы в целом.

С другой стороны, идея была не такой уж и глупой. Ребекка отправилась в горы одна, и у нее все получилось. Она прошла между волчьими лапами смерти, Бираном и Куоблой. Глупость, конечно. Боялась, что ее захватит лавина. Умереть, вкрутившись в лавину штопором, с забитым снегом ртом и ноздрями.

Но чем лучше жить так, с вечно протянутой для подаяния кружкой? На что она, собственно, надеется? Что ей могут туда положить?

Внутри как будто что-то оборвалось, и Ребекка вдруг почувствовала себя свободной. Все это не имело никакого значения. Это было не то, что можно передать словами или пришпилить на доску в качестве непререкаемой истины.

Но это чувство поставило ее на ноги.

Ребекка надела рюкзак и пристегнула лыжи. Снежная корка размягчилась. Каждый шаг был прорывом вперед по неукатанному снегу. Ребекка висела на лыжных палках, которые погружались все глубже.

Ей не удалось пройти и двухсот метров, прежде чем силы иссякли. Ребекка сдалась – и в этот момент услышала гул мотора.

* * *

– Ребекка Мартинссон! – послышался радостный мужской голос. – Ты ли это?

Ребекка прищурилась.

– Ниссе?

Как и всегда, на нем был снегоходный комбинезон с желтыми полосками от «Ски-Ду», туго затянутый ремень с футляром для ножа и белыми, синими и красными заклепками, массивные ботинки с вытянутыми в форме клюва носками и неизменная лисья шапка, низко надвинутая на лоб. Загорелое в морщинах лицо было похоже на табачный лист.

Ниилас Скорпа был средний сын в семье оленеводов. Его старший брат Анден-Хейкка с рождения унаследовал родительское дело и теперь, по выражению Ниссе, скользил по жизни, как на оленьей упряжке. Ниилас же так и не нашел своего места в жизни. Ему, конечно, тоже достались олени от деда. Но дед и сам был мятущейся душой. Бутылка да туристки из Стокгольма – вот и все его интересы. Он владел несколькими оленями, которых разделил со своим кузеном. Но потом, по какой-то непонятной причине, стадо кузена стало прибывать, в то время как у дедушки Ниссе осталась пара захудалых самцов. А потом, когда вышел первый закон об оленеводстве, дело и вовсе пришлось свернуть.

У Ниссе был небольшой шанс встать на ноги в молодости, когда на него положила глаз Ристен Поиднакк из Деллика. Она была старшей дочерью в семье, где были одни девочки и много оленей. Черноволосая Ристен была красавицей. Однажды Ниссе посчастливилось помочь ей завязать разболтавшийся шнурок. Ристен положила руку на его плечо. Той же осенью Ниссе явился на саамские танцы в Гироне с серебряными побрякушками на куртке и улыбкой от уха до уха. Но Ристен исчезла с его старшим братом. Ей тоже хотелось иметь большое оленье стадо. Что может быть лучше?

Потом они поженились, и со временем у старшего брата появилось то, о чем так мечтал Ниссе, – Ристен, дети и олени. Ниссе наезжал к ним на маркировку телят и разделение стада, в остальном они виделись редко.

Ребекке не нужно было говорить, как она рада видеть Ниссе. Он сразу все понял. Протянул термос с соком черной смородины, шоколадный кекс и зеленое яблоко, которое предварительно разрезал на кусочки.

– Ешь, – сказал Ниссе и сделал отклоняющий жест, когда Ребекка протянула ему половинку шоколадного кекса. – И пей. Все выпей!