Грехи купидона

На острове, как я могу судить, все еще находится несколько сотен солдат, и это показывает, насколько велика сила принца. Ему даже не пришлось посылать всех солдат, чтобы полностью уничтожить наши войска.

Солдаты принца стоят, идеально выстроившись и глядя прямо перед собой. Ни одна голова не поворачивается в нашу сторону, когда мы появляемся, и я не вижу ни одного двигающегося и производящего хоть какой-то шум фейри. Кажется, они даже дышат одновременно. Я хмурюсь, наблюдая за ними.

Что-то очень, очень неправильно.

Тут мое внимание привлекает движение, я поворачиваюсь и вижу короля Белуара, который возвращается с посевов. Ему помогают два фейри, он опирается на них. Еще ниже стоит очередь солдат, ожидающих напитка. Сначала я думаю, что это вода, и смотрю, как солдаты подходят один за другим, чтобы выпить полный ковш жидкости. Но когда я вижу, как подвозят тачку с листьями и парной водой и сливают все в огромную бочку, то понимаю, что это не вода – это чай. И листья – те самые чайные листья с посевов.

– Давай, ламашту, – слышу я, и мое внимание переключается на Окота, которого подгоняет Гаммон.

Когда Гаммон дотрагивается до него, Окот рычит, и это его первая замеченная мной эмоция. Окот ударяет кулаком в лицо Гаммона, отчего страж отлетает назад.

Чосел воздвигает между ними барьер, прежде чем Окот успевает напасть снова, и тот ударяет по барьеру кулаком, разъяренный и желающий добраться до Гаммона.

– Хватит, – говорит принц. – Ламашту, отступи.

И тут же тело Окота дергается, а кулаки опускаются к бокам. Гнев уходит с его лица, и он снова выглядит хладнокровным.

Я перевожу взгляд с Окота на клинок Белуара, который он сжимает, на солдат с ничего не выражающими лицами, на короля, на посевы, на чай, и все встает на свои места. Я закрываю рот рукой, мои глаза расширяются от шока.

– О, боги!

Я знаю, что сделали король и принц. И от этого ошеломляющего понимания кружится голова, пока разум не останавливается на одной мысли. Окот.

Прежде чем я успеваю высказать эту мысль, портал, все еще открытый, внезапно вспыхивает. В следующее мгновение я понимаю, что через него проводят моих ребят и Белрена. Все они в железных цепях, а Ронака перекинули через спину лошади, и он не шевелится.

– Ронак! – Я пытаюсь добраться до них, но мои собственные стражи крепко держат меня.

– Он в порядке! – кричит мне Силред. – Просто вырубился.

Лицо Силреда опухшее и окровавленное, у Эверта похожие травмы.

– Чесака. Исчезни, – приказывает Эверт, но принц только смеется.

– Исчезнешь, и они умрут. Как ты думаешь, почему я взял их с собой? – спрашивает принц Эльфар, его льдисто-голубые глаза смотрят на меня. – Они здесь, чтобы дать тебе должный стимул.

– Не причиняйте им вреда, – говорю я, мой тон находится где-то между предупреждением и мольбой.

– Это будет полностью зависеть от тебя.

Боги, как я его ненавижу.

– Эльфар!

Все оборачиваются, чтобы посмотреть на выходящую из портала принцессу. Под носом и на лифе платья у нее все еще видна кровь.

– А. Моя жена, – с ухмылкой говорит принц, направляясь к ней.

Я недоуменно вскидываю брови, когда он подходит к ней и целует в щеку. Он отстраняется и гладит ее по голове, как собаку.

– Отличная работа, женушка. Твои актерские способности поразительны, – он поглаживает засохшую кровь над ее губой. – Ужасно сожалею о барьере. Это нужно было сделать, ты же знаешь.

Она сжимает пурпурные руки в кулаки.

– Ты напал на мой родной остров. Мы об этом не договаривались. Ты подверг мою семью опасности! Ты сказал, что не будешь убивать без необходимости!

Принц Эльфар просто пожимает плечами, ее гнев ничуть не смущает его.

– Я хотел сделать этот ход на доске. Ты знаешь, что я люблю хорошие сюрпризы. Помогает держать других игроков в напряжении.

Принцесса качает головой, на ее лице видны слезы ярости.

Белрен переводит взгляд с одного из них на другого, недоверчиво качая головой.

– Нет… Это… Это невозможно. Ты не могла… Сура?

Она смотрит на него, и ее лицо сразу же мрачнеет, отягощенное виной.

– У него в руках Бенисия, – отвечает она, как будто это может смягчить ее предательство.

Лицо Белрена становится суровым.

– Как давно ты нас обманывала?

– Белрен…

Все его тело напрягается от ярости.

– Как. Долго? – цедит он сквозь стиснутые зубы.

– Четыре недели. В ту ночь, когда он схватил меня, он дал мне выбор. Я должна была рассказать о планах восстания, или он убьет Бенисию, – признается она, и я смотрю, как по ее лавандовой щеке скатывается слезинка.

– Ты обманула нас всех, – говорит он, его голос скрывает потрясение, которое он испытывает. – Ты подписала нам смертный приговор.

– Я была вынуждена! – возражает она, впервые подняв на него глаза. – Я не могла позволить ему убить ее.

Я прижимаю ладони к глазам. Этого не может быть.

– Моя сестра возненавидела бы тебя за такой выбор, – рычит Белрен. – Она жила, истекала кровью и дышала ради этого восстания; боролась с этим монстром, который просто использует фейри, играя с нами, как с фигурками на доске, и выбрасывая, когда надоест.