Грех жаловаться

– Жениться… Ишь, – усмехается Ксения, – женилку отрастил. Слабак, – отрывается от чтения, трет руку, темное пятно, поросшее волосами. От волнения рука пульсирует, чешется. Закрывает рукавом.

– Да, что тебе? – Исайкин, высокий, сутулый, – нынешний муж. – Иди, давай, иди открывать, клиенты ждут. – Убогий. Автомагазин тоже ее. «Достойная резина для достойного человека» – вся его работа. Достойные свечи, масла. Пора отпускать Исайкина, не пропадет, но второй развод – нехорошо, венчались. Что Бог соединил… Бог ей и так должен. И за дочь, и за все.

Дочитать гада.

Раз речь зашла о Ксении, надо отозваться и про власть. Ее в нашем городе узурпировали маленькие некрасивые люди. Нервные: не оттого, что нехороши собой, а оттого, что власть им досталась хищением. Но они приняты, приняты, а кто у нас в городе не был бы принят? Коммунист Жидков, теперь Паша Цыцын (глава местного самоуправления), и каждый раз: может, этот дороги сделает?.. Паша, Ксения и судья – они втроем и прихватили все к рукам. Ксения – духовный вождь, аятолла, очень набожна, Паша-дурачок – когда-то выборный, только давно не было у нас никаких выборов, главу теперь депутаты назначают, а судья – он просто самый богатый, фамилия у него смешная – Рукосуев, половина земель вокруг города – рукосуевские, вот такая история. Но он-то как раз, Егор Савич, вроде незлой. То ли дело Ксения: слышал, как она увольняет своих таджиков, ужасно. Трудно поверить, но Ксения, кажется, получает удовольствие от зла, как те подростки, что вешают кошек.

Школьная уборщица крала деньги из наших пальто, мы избавились от нее, с огорчением: она своя, одна из нас, но опустилась, крадет, а вот если бы Паша лазил по карманам, я бы к нему хуже не относился, поскольку Паша — другой. Хищение ли, выборы – велика ли разница, если власть всегда оказывается у других? Так-то оно так, да только узурпаторы непременно интересуются, что мы о них думаем, хотят, чтобы их любили. Вот иеромонах Александр (Ряплов), священник наш, младше меня, его зовут здесь Александром Третьим, до него еще два было, он правильно рукоположен и служит, вероятно, правильно, хотя ни одного слова не разберешь, и пахнет от него капустой (все время «кушает»): Александр – не узурпатор, и бояться его не следует. Или я, учитель, тоже стараюсь служить правильно. Конечно, мне хочется от ребят и уважения, и любви, но, проходя мимо класса, я не остановлюсь послушать под дверью, как обо мне говорят. А достанься мне мое место хищением, непременно слушал бы. И наши скоро будут, если уже не слушают. Ладно, это я все, чтобы заглушить свои мысли о Верочке.

Чего же я все-таки испугался? Боялся ли, женясь на ней, совершить хищение, занять не принадлежащее мне место? Вялые оправдания. Если уж не жалеть себя: испугался любви и сопряженных с любовью страданий.