Закидывая таблетку в рот, Диклан представлял, как бархатная сумка, присненная его отцом, пожирает секреты.
Боль не исчезла сразу. Все произошло с точностью до наоборот. В затылке запульсировала новая боль, ничуть не похожая на пулевое ранение. На мгновение ему показалось, что он находится на обдуваемом ветрами берегу ледяного океана. Над головой мелькнули крылья птиц. В затылок вонзился камень. Его раздирало изнутри. В рот попал песок. Воздух наполнился криками.
И он вновь оказался в машине, боль стремительно уступала место сонливости.
Напряженный взгляд Мор пригвоздил Диклана к сиденью. Сон медленно затягивал его в свой мир.
– С ним все будет в порядке? – спросила Фарух-Лейн.
– У тебя есть дело, – холодно ответила Мор. – У нас тоже.
В темноте нетерпеливо заурчала другая машина.
– Она права, – сказал новый Фений. – Нам всем пора в путь.
Фарух-Лейн шагнула назад, сжав в сложенных будто в молитве ладонях пузырек с чернилами.
– Я сделаю это.
– Еще кое-что, – проговорил Диклан, едва машина тронулась с места. – Скажи Джордан, что я скоро вернусь.
Он успел лишь заметить, как она нахмурилась в красном свете задних фар, а затем сон избавил его от боли.
43
Ронан Линч испытывал боль.
Не невыносимую боль. А скорее жжение, зуд, словно с него нежно, но настойчиво снимали бритвой верхний слой.
Он наполовину проснулся. Почти был в сознании.
Настал момент истины, и он осознал, что у него есть выбор.
Ронан Линч.
Грейуорен.
Он чувствовал не только обжигающий жар, но и холод в груди, животе, ладонях. Во всем этом было что-то знакомое. Запах ореха пекан, самшита, тихой грусти и недосягаемого счастья.
Таков был мир, в котором он существовал как Ронан Линч. Мир, который он построил вместе с Ронаном Линчем. Мир безграничных эмоций и ограниченной власти. Мир покатых зеленых холмов, пурпурных гор на горизонте, мучительной влюбленности, эйфорической обиды, пахнущих бензином ночей, рисковых дней, могильных плит и канав, поцелуев и апельсинового сока, дождя на коже, солнца в глазах, легкой боли, с трудом добытого чуда.
По другую сторону лежал мир, в котором он жил как Грейуорен. Мир, который он покинул, простирался дальше, чем обитала любая из сущностей, дальше моря живительных магнитов, дальше леса, в котором все еще жили его воспоминания. Он умолял исследовать его глубже, забыть о корнях, покинуть пределы места, где воспоминания еще следовали по пятам. Воздух этого мира был музыкой. Вода – цветами. Каждый миг рождались новые оттенки. Этот мир не поддавался описанию человеческими словами; их системы слишком отличались.
Боль все сильнее обжигала кожу Ронана. Он вспоминал, что у него
Ронан принадлежал обоим мирам.
Но ни тому, ни другому полностью.
Здесь, в море живительных магнитов, в пространстве между мирами, он мог выбрать любой из них.
Он мог отказаться от эксперимента под названием «Ронан Линч». Вернуться на другую сторону. Он знал, что его там ждет. Он покинул бы пределы той формы, которую имел в темном море магнитов. Стал бы искрящимся и обжигающим, способным за долю секунды пересекать вселенные и время.
В этом мире он был и в то же время не был таким как все. Некоторые его обитатели, мельком увидев мир людей, тосковали по месту, где никогда не были. Лишь немногие пробивались сквозь сны, чтобы стать чем-то большим, но их корни по-прежнему тянулись к воспоминаниям об этом месте. И только один заботился об обоих мирах столько, сколько они существовали. Грейуорен.
Он не знал, почему его волновали оба мира одновременно. Похоже на врожденный изъян.
Он мог отказаться от Грейуорена. Вернуться в мир людей, поселиться в уединенном месте и постараться продержаться там как можно дольше. Забыть о существовании кого-то еще, зависящего от силовой линии. Словно турист в мире людей, он знал бы лишь вкус радости и успеха, пока мир наконец не победит его. Жизнь человека длится всего несколько десятилетий, но, как оказалось, это очень долгий срок, когда ты и есть человек.
Голоса звучали все отчетливее.
Но этого ему было мало. Он всегда хотел большего.