Сперва Хеннесси даже позабавило, как настойчиво что-то от нее ускользает.
Затем она озадачилась, что же именно она упускает.
Потом расстроилась, поскольку исчерпала все идеи.
И, наконец, просто разозлилась.
Почему то, что с легкостью далось ей в детстве, когда она почти не владела навыками, не выходит сейчас, когда она умеет в разы больше? Неужели ее творению не хватало надрыва? А может, это мазки кисти ее матери, скрытые под работой Хеннесси, превратили
Хеннесси начала швырять вещи. Сперва тюбик с краской. Затем кисть. Потом палитру, бумаги, табуретки.
Истерика не приносила облегчения, но и не слишком удручала, поэтому Хеннесси продолжала ее, пока не подняла голову и не обнаружила, что у нее появилась компания.
Фарух-Лейн скрестила руки на груди, умудряясь даже в шелковой пижаме выглядеть подобающе деловой встрече. Взъерошенная Лилиана с участливым видом куталась в накинутое на плечи одеяло.
– Хеннесси, сейчас полпятого утра, – хриплым, полусонным голосом сказала Фарух-Лейн.
И только? До рассвета оставалось больше времени, чем Хеннесси предполагала.
– Ночь – время, когда творят гении, в то время как жалкий мир посредственностей спит…
Фарух-Лейн махнула рукой, жестом приказывая девушке заткнуться. Она перешагнула через устроенный бардак, аккуратно минуя тюбик краски, из которого на бетонный пол вытек небольшой червячок зеленой краски.
– Нет. Не смей начинать свой очередной монолог. Молчи.
– Что случилось, милая? – сонным голосом ласково спросила Лилиана.
Фарух-Лейн снова подняла руку.
– Нет. Не отвечай. Ничего не говори. Ничего не делай. Замри.
Она развернулась на пятках и поднялась обратно наверх, оставив Лилиану и Хеннесси наедине. Провидица, по-прежнему завернутая в свой плащ-одеяло, присела на нижнюю ступеньку, терпеливо поджидая Фарух-Лейн. Вскоре девушка вернулась с нераспечатанной пачкой карточек в одной руке и перманентным маркером в другой. Она не спеша сняла с карточек пленку, нашла мусорное ведро и выкинула в него упаковку – настоящее бунтарство посреди разгромленного подвала. После чего бросила стопку карточек и маркер на стол рядом с Хеннесси.
– Я использовала этот метод с некоторыми из моих клиентов, – сказала она. – Тебе запрещено говорить. Я буду задавать вопросы, а ты писать или рисовать ответ на карточке. Над ответом можно думать сколько угодно, но чтобы его записать, у тебя есть ровно десять секунд.
Хеннесси была не в настроении заниматься самодеятельностью.
– Почему бы…
– Нет, – перебила ее Фарух-Лейн. – Молчи. Не нарушай правила. Ты прекрасно знаешь, что это неприемлемо. Сядь и заткнись, иначе я положу конец этому затянувшемуся эксперименту. Я сдам тебя за промышленный вандализм, и ты будешь иметь дело с законами реального мира. Мы пытаемся выяснить,
Хеннесси села. И заткнулась.
Подняв с пола опрокинутый грязный стул, Фарух-Лейн поставила его на ножки и оперлась на его спинку. Вряд ли она бы этому обрадовалась, но ее поза сейчас точно повторяла изображение на портрете.
– Вопрос первый, – начала она. – Кто ты?
Хеннесси нацарапала свой автограф и подняла карточку вверх, демонстрируя ее как рекламный плакат. С широкой глуповатой улыбкой на лице. Нелепо размахивая руками.
Лилиана тихо одобрительно рассмеялась.
Фарух-Лейн нет.
– Второй вопрос: чего ты пытаешься здесь добиться?
Эта задачка оказалась сложнее. Объяснение, что она хочет создать живительный магнит и помочь разбудить Модераторов, получалось слишком длинным, чтобы записать его за десять секунд. Так что Хеннесси наспех набросала на карточке двух мышек: одну спящую, а другую бодрствующую. Она не смогла удержаться и не покрасоваться, поэтому спешно обмакнула палец в мокрую палитру с красками и нанесла на карточку широкий мазок, заменив им тело мышки. Затем схватила маркер и добавила мелкие детали.
– Красиво, – пробормотала Лилиана.
Фарух-Лейн только нахмурилась.
– С чего ты взяла, что у тебя получится?
Потому что, судя по всему, ей удалось это сделать в детстве. До того, как она потратила десяток лет на то, чтобы научиться рисовать, как старые мастера, чьи работы украшают музеи по всему миру. До того, как стала величайшим копиистом на Восточном побережье. А кроме того, ей казалось, что если сейчас у нее ничего не получится, значит, она действительно подарила Джордан многообещающее будущее той девочки, оставив себе лишь дерьмовое прошлое.
Хеннесси не собиралась делиться этим с Фарух-Лейн, поэтому написала:
– Ты беспокоишься о мыши? – неумолимо продолжила Фарух-Лейн. – Ты устроила здесь погром, потому что эта мышь так для тебя важна?
Хеннесси очень хотелось ответить привычной колкостью, но она лишь взглянула на спящую мышку и покачала головой.
– Ты на самом деле хочешь помочь разбудить Модераторов? – спросила Фарух-Лейн. – Ответь честно.