Гребень Матильды

На этот раз незнакомец был в темном пальто, вроде бы неброском, но даже Анна с первого взгляда поняла: одежда не из шинели перешита. Поверх небрежно наброшено шелковое кашне и виднелся – куда ж без нее! – воротничок белой рубашки.

Вид авантажный, ничего не скажешь!

Не к месту вдруг вспомнилось смешное. Рудницкий рассказывал, что в январе на празднование восемьдесят четвертой годовщины смерти Пушкина – хотя как можно праздновать смерть? – Гумилев явился во фраке, белом атласном жилете и галстуке. Все так поразились, что его выступление было признано лучшим.

– Несомненно, Николая никто не слушал! – давясь смехом, говорил Рудницкий. – Все смотрели на это совершенно неуместное в данных обстоятельствах чудо. Но самым потешным было другое. Ирина Одоевцева поведала окружению, что наш денди чуть не отказался от выхода вообще. Оказывается, его черные носки, хранившиеся в шляпной картонке, съели мыши. Два часа Гумилев рыдал над бренными останками, потому что у него остались только белые, шерстяные. Спасительницей выступила Одоевцева, одолжившая капризуле носки своего отца.

Неизвестно почему, но вид незнакомца напомнил историю с фраком, и Анна, совершенно не желая этого, непроизвольно улыбнулась.

Потом он признался, что ее улыбка совершенно обезоружила его и выбила из колеи.

Внутренне подобравшись, незнакомец подошел к столику и сел напротив.

Неприятные какие у этого типа глаза. Белесые. Холодные. Безжизненные. В такие смотреть страшно.

– Я чай заказала, будешь?

– Чай здесь невкусный, кавказский. Крошка сплошная. Рекомендую кофе. У здешнего хозяина есть прошлогодний колумбийский. Вполне годный. С благородной кислинкой. Заказать?

– Пожалуй.

Этого момента она опасалась. Подойдет половой и, воспользовавшись этим, странный тип сумеет скрыться. Правда, у выходов караулят, но кто знает, может, этот человек с нездешним лицом и в нездешней одежде вылетит в трубу.

– Что угодно-с? – подлетел к ним парнишка в галифе с лампасами и красной рубахе навыпуск.

– Кофе вашего. Да покрепче.

Он не сделал ни одного движения и говорил так спокойно, что Анна убедилась: мерзавец что-то задумал!

– Сделаем-с.

Взмахнув полотенцем, парнишка убежал выполнять заказ.

Незнакомец снял и сунул в карман кашне, прикрыв рот ладонью, зевнул.

Ишь ты, гад, не боится.

Интересно, у нее сейчас такой же невозмутимый вид?

Нет, у нее не был невозмутимый вид, и, посматривая на ее напряженное лицо, Кама раздумывал, стоит ли именно сейчас затевать объяснения с уголовным розыском.

Собственно, пока никаких общих тем для обсуждения у них нет. У входа – двое. У черного – один, но здоровый как бык. Но это ничего не меняет – если вступить в диалог, то закончится он кутузкой. А завтра ему предъявят обвинение в убийстве четырех, нет, семи человек, и пойдет писать губерния. Нет, задушевного разговора сегодня не выйдет. Была бы она одна…

– Зачем ты за мной следил?

– Не понимаю, о чем вы.

– Мы взяли твоего подельника.

Она ожидала какого угодно ответа, но только не такого.

– А вот это зря, – с сожалением произнес собеседник.

Показалась красная рубаха с подносом в руках. Парень был в полуметре, когда незнакомец, не вставая, сделал почти незаметное движение, и… поднос взмыл к потолку, чашки разлетелись в разные стороны, кофе брызнул фонтаном, лакей, вскрикнув, взмахнул руками, Анна невольно отпрянула, зажмурившись в ожидании горячих брызг в лицо, а когда все стихло, оказалось, что тип в буржуйском пальто испарился.

В зал влетел Маркелов, за ним Бездельный.

– К черному входу! – крикнула Анна, побежала первой и наткнулась на кулак Ремезова.

Хорошо, что в последний миг он успел немного изменить траекторию удара, но ее все равно отбросило в сторону, как тряпочную.

– Ой, мамочки! – пискнул Ремезов, кидаясь к ней.

Маркелов опередил, дернул ее вверх и, прижав к себе, поинтересовался, жива ли.

– Где он? – просипела Анна, еле дыша.

Маркелов свирепо взглянул на Ремезова.

– Мимо меня никто не проходил, – виновато моргая, сообщил тот.

Сообразительный Бездельный кинулся обратно и через минуту крикнул оттуда:

– Никого!

– Ну ты чо? – осторожно отпуская ее, спросил Егор.

– Пошли.

В зале они застали эпическую картину. Посетители сгрудились в углу и смотрели оттуда кто испуганными, кто злыми глазами.

Паренек в рубашке жался к хозяину – сын, наверное, мельком подумала Анна – а сам хозяин, судя по всему, был готов к драке. Во всяком случае, усы топорщились весьма воинственно.

– Сюда! – снова позвал Бездельный.

Он стоял у двери уборной и, увидев товарищей, сделал приглашающий жест. Окно в уборной открыто настежь и поскрипывало на ветру. Вылетел. Правда, не в трубу.

– Бери за шкирку хозяина и в отдел, – скомандовал белый от бешенства Маркелов.

Так опозориться! Трое не смогли взять одного прощелыгу!

Он покосился на Чебневу. Та стояла с задумчивым видом. Сильно, видать, тряхануло.

– Домой отвезем тебя.

– Не надо. Хочу допросить хозяина сама.

– Лады.

Пока ехали в отдел, Анна успела прийти в себя и даже похвалила Ремезова за силу удара.

– Прощенья просим, – потупился виноватый.

– Не тушуйся. В следующий раз умнее буду. Знала ведь, что ты в засаде сидишь.