Гребень Матильды

Маркелов выкинул вперед руку. Ни дать ни взять товарищ Ленин на трибуне!

– И это сотрудник советского уголовного розыска! Быстро разложение проникло в наши ряды! Товарищ Троцкий не зря говорил: «Мы выпустили в свет рыночного дьявола»!

– Егор, ну хватит!

– И не уговаривайте, товарищ Чебнева. Пять лет с конфискацией!

– Тебе смех, а за мной следят.

Маркелов сразу вышел из образа вождя и посерьезнел.

– Так. Поподробнее, пожалуйста.

– В «Астории» я заметила одного бандита. Мы его в шестнадцатом поймали.

– Что сделал?

– Убил нескольких человек и собирался прикончить родную сестру.

– Серьезно. И что?

– Сбежал из тюрьмы и исчез. А теперь спокойно гуляет в ресторане.

Маркелов пожал плечами:

– Тебя это удивляет? Меня – нет.

– Я не о том. Вчера мы встретились, а сегодня я заметила, что за мной ходит какой-то… шпик.

– Хочешь сказать, он тебя узнал и решил свести счеты?

– А что мне думать? Хотя… не знаю. Я насолила ему не больше других. Мы долго его вычисляли, а когда это произошло, он меня похитил. Как дочку сыщика. Говорил, что обменяет на своего подручного, которого мы взяли накануне. А потом выяснилось, что никого менять он не собирался, но меня все равно спас… один человек. А потом…

Она запуталась и замолчала.

– Если честно, не пойму, зачем за тобой следить?

– Поквитаться хочет.

– Ерунда! Для этого следить надобности нет. Подкарауль за углом и всего делов!

– Помоги выяснить, Егор!

Маркелов потер виски.

– Поставлю человека за твоим шпиком походить. Осторожненько.

– Только Рыклина не ставь. С ним и Бездельным меня могли видеть.

– Хорошо, я Шишова пошлю. Он незаметный.

Анна уже направилась к двери.

– А с кем ты была в ресторации?

– Со старым другом. Никитой Румянцевым. Вместе с отцом моим служили раньше.

– Так, может, дело в нем?

– А следят за мной?

– Чебнева, это же элементарно! Если им от твоего Румянцева что-то нужно, то легче всего надавить через даму сердца.

– Он – не мой, и я – не дама сердца.

– Но они могут об этом не знать.

– Черт! Надо предупредить Никиту! Он же чекист!

– Тогда все ясно. Выходи с ним на связь. Пусть разбирается.

Маркелов помолчал и добавил:

– Но человечка я поставлю.

– Спасибо, Егор.

– Ты куда сейчас?

– У меня четыре убийства.

– Будешь уходить, свистни.

– Ага.

Анна добралась до своего рабочего места – невесть как попавшего в их контору старого стола с процарапанной на крышке надписью «Васька – Навуходоносор» – и стала пересматривать показания. Через некоторое время достала лист бумаги и стала чертить на нем кружочки и стрелки. Кто, куда и зачем, а также кто с кем связан.

Вышло путано и все равно непонятно.

Стрелки торчали из каждого кружочка в разные стороны.

К тому же мешала сосредоточиться мысль о слежке.

Несколько раз она порывалась разыскать Румянцева и предупредить, но что-то останавливало. Нет, сначала надо узнать, кто послал соглядатая. Втягивать в дело Никиту рановато.

Домой Анна двинулась в обход. Через Невский, который с восемнадцатого года назывался по-новому – Проспект 25 Октября. Корявое название никак не укладывалось в голове, поэтому никто Невский и не думал так звать.

Шла не торопясь, чтобы шпик успел себя проявить. Несколько раз останавливалась у витрин, надеясь засечь гада сама.

Витрины, вплоть до этого года стоявшие по большей части заколоченными, недавно вновь заблестели вымытыми стеклами. Красот за ними пока, правда, не наблюдалось. Хозяева кооперативных магазинов боялись выставлять на витрине товары, но все равно стало веселей.

Анна остановилась перед огромным, на всю витрину плакатом.

– Окна сатиры РОСТА, – прочла она.

Плакат, как и положено окну, был разделен на четыре квадрата.

Красный с ног до головы рабочий с папироской в зубах, широко шагая, направлялся прочь от завода. В соседнем квадрате – хохочущий буржуй в цилиндре. Суть происходящего поясняла надпись: «Каждый прогул – радость врагу». Ниже тот же рабочий бил молотом по наковальне, а буржуй орал от бессильной злобы, что и подтверждали золотые слова: «А герой труда – для буржуев удар».

– Они еще с прошлого лета стали плакатики вешать, – услышала она за спиной тонкий голосок. – Агитируют! Видать, не так крепка власть!

– Недавно видал агитку похлеще, – поддакнул басовитый собеседник. – «Хочешь побороть холод, хочешь побороть голод, хочешь есть, хочешь пить, спеши в ударную группу образцового труда вступить».

– Ишь ты! Наизусть выучил! Никак проникся? – ерническим тоном удивился первый.

– Иди ты! – обиделся бас и шмыгнул носом.

Анне в стекло видно было плохо, но оборачиваться она не стала.

Критикующие граждане двинулись дальше.

Она еще немного постояла, вглядываясь в очертания людей за спиной.

Интересно, Шишов уже следует за ней?

Стало стремительно темнеть, и продолжать шататься по улице было глупо.

Она все же зашла в хлебный и, купив булку, двинулась домой, стараясь не спешить и не оглядываться.

Все равно никого не увидит, а шпик может догадаться, что о слежке она осведомлена.

Фефы дома не было. Как и ужина.

Дело небывалое, поэтому Анна сразу занервничала и побежала первым делом к Тане.

Дверь отворила Фефа:

– Да здесь я, чего всполошилась?

Голос был недовольный.