Гребень Матильды

Но она уже пришла в себя.

– Ой, прости, Никита, задумалась о своих проблемах, потому и рожу такую соорудила. Я не нарочно, честно.

– А какие у тебя проблемы? Может, чем помогу?

«Вот уж этого не надо», – подумала она, а вслух сказала:

– Спасибо. Если что, кликну на помощь.

– Лады! – посветлел Никита. – Так что насчет ресторана? Согласна со мной поужинать? Вспомним старое.

– У меня запарка. Прости, Никит.

– Да я не про сегодня говорю. На днях, хорошо?

– Договорились.

– Ну бывай тогда.

И пошел дальше, насвистывая.

– Никита! – спохватилась она. – Спасибо за цветы!

– В память о нашей дружбе, Анюта, – ответил он, не оборачиваясь.

В самом деле?

Копаясь в старых делах, Анна все думала, известно ли что-нибудь Никите о судьбе Николая.

Встав на цыпочки, она потянула на себя папку, не удержалась и завалилась на стеллаж. На голову высыпалась сразу куча пыльных дел.

Анна заморгала и громко чихнула.

– На здоровье, – негромко сказал кто-то, невидимый за рядами папок.

– Спасибо, – ответила она и стала разыскивать в куче нужное дело.

Стоило ли извлекать из архивной пыли то, что на самом деле нельзя было считать дружбой? С самого начала Никита просто подбивал к ней клинья.

Выяснить бы, что ему известно.

Папка с делом об ограблении особняка на Кронверкском была на удивление тонкой. По-видимому, расследовать преступление с самого начала никто не собирался, потому что внутри она нашла лишь одинокий листочек с заявлением потерпевшей.

Звали истицу Матильда Кшесинская.

Вернувшись в отдел, Анна с ходу направилась к Маркелову. До революции он окончил университет и считался одним из самых грамотных правоведов не только в уголовном розыске, но и во всей столичной милиции. Занять более высокий пост ему мешало неправильное происхождение – предки сплошь были из купеческого сословия, – но Егор, кажется, к должностям не стремился. Анна подозревала, что ему просто нравится работать сыщиком. Как и ей самой. На этом и строилась их взаимная симпатия.

– Егор, помнишь дело ограбления особняка Кшесинской? Ты ведь работал тогда.

Маркелов оторвался от бумаг и взглянул недовольно.

В кои веки удалось сесть за документы – и нá тебе! Лезут с вопросами!

– По делу спрашиваешь?

– А ты думал, из любви к балету?

– Ну тогда неси чай! Без него ни слова не скажу!

– Мухой обернусь!

Анна выпорхнула из кабинета и через минуту явилась с чайником – у дежурного отняла – и пряниками.

Маркелов хищно потянул носом.

– Мятные?

– Они, родимые. На, держи.

– А сахару или варенья нет?

– А марципана не хочешь?

– Нет, я сладкого не люблю, – не моргнув глазом ответил Егор.

Чай был горячим, пряники вкусными, и Маркелов потеплел.

– Из дома на Кронверкском проспекте Кшесинская сбежала еще в феврале семнадцатого. Второпях.

– А драгоценности?

– Наверняка не забыла. Не все, конечно. Судя по тому, что я слышал о ее богатствах, забрать она могла лишь малую толику. Чемоданчик, саквояж, сумку. Что еще? На следующий день там появились солдаты. Потом особняк превратился в главный штаб.

– Я помню. Ленин выступал с балкона этого дома. А что ты слышал, Егор?

– Про Кшесинскую? Ну… что драгоценностей у нее сундук на сундуке, что унитазы золотые, что…

– Хватит! – засмеялась Анна.

– Дыма без огня, как известно, не бывает. А что касается заявления, то его Кшесинская написала по наивности, конечно.

– В самом деле верила, что ценности ей вернут?

– Да кто знает.

– А могла часть остаться ненайденной?

– Не реквизированной, хочешь сказать?

– Да. Наверняка там были тайники.

– Не исключаю. Кшесинская, уверен, была женщиной практичной. Обладая столь значительными богатствами, наверняка позаботилась об их безопасности. Особняк строился по ее заказу и учитывал интересы хозяйки.

Егор откусил от пряника и стал задумчиво жевать, глядя в окно.

– В свое время там все перерыли. Гохран организовал несколько комиссий. Многое было изъято.

– И разграблено.

Егор пожал плечами.

– Время такое было. Сейчас в доме куча всяких учреждений расположена. Петросовет, Институт общественного питания и даже Общество старых большевиков.

– И такое есть? – удивилась Анна. – Не слышала.

Она поболтала ложкой в стакане и наконец спросила главное:

– Как, по-твоему, может кто-либо вести поиски тайника, чтобы этого никто не заметил?

– При такой заселенности? Не уверен. Хотя… было бы желание. Ночью там наверняка только сторожа. Надо попробовать навести справки. Уголовный розыск всегда найдет резон поговорить с людьми.

– Направлю туда Бездельного под видом пожарной охраны. Он – парень деловой. Прикинется хоть чистильщиком обуви, хоть принцем Гамбургским.

– Пусть имеет в виду, что особняк обыскивали. И не раз. В семнадцатом, а пуще в восемнадцатом обыски были повальными.

– Это я помню.

Егор взглянул проницательно.

– Что? Коснулось?

– У Синицких во время обыска сразу вынули ящики из стола и стали смотреть, не приклеено ли что под крышкой. А когда ничего не нашли, избили Колиного отца.

Маркелов посмотрел сочувственно, но ничего не сказал. Повыдвигал ящики стола, порылся и вынул два кусочка сахару.

– На, держи. Поделимся по-братски.

– Чаю подлить?

– Давай.

Он вдруг хмыкнул.