– Кирпичников был умным человеком. Как ни претил ему новый режим, он добился приема у главного комиссара Петровского и предложил услуги профессионалов для борьбы с разгулом преступности. И это было правильное решение.
– Этот разгул сама власть и спровоцировала. Выпустила из тюрем грабителей и убийц.
– Все так, но тем не менее.
– Я не лезу в политику, Аркадий Нестерович. Политика сама лезет ко мне. Те, кто еще вчера считались бандитами, теперь – власть.
– Все рано или поздно войдет в колею. Государство держится на порядке, иначе оно погибнет. Пройдет немного времени, и революционный произвол закончится.
– Революция начнет пожирать своих детей? Так, помнится, Дантон сказал?
– Он еще сказал, что для победы нам нужна смелость, смелость и еще раз смелость!
– Смелости у меня хватает.
Рудницкий улыбнулся.
– У вас и ума достаточно. А смелость и ум равняются чему?
– Чему, Аркадий Нестерович?
– Профессиональному успеху!
Открыв калитку, она сразу увидела знакомую фигуру. Рудницкий гулял по небольшому садику и любовался осенним разноцветьем деревьев, особенно старого клена, росшего у самого забора.
– Анна Афанасьевна! – обрадовался он. – Вот не ожидал!
– Здравствуйте, Аркадий Нестерович. Отчего же не ожидали? Я, кажется, частенько наведываюсь.
– И за это я вам премного благодарен, – шутливо поклонился Рудницкий. – Но в последнее время вы так загружены своими сыщицкими делами, что и часу не отсиживали. Все спешили. Что, жарко нынче у вас в уголовном розыске?
– Вам ли не знать, Аркадий Нестерович!
– Ах, где мне, милейшая Анна Афанасьевна! Я уж и забыл, как это – за убийцами гоняться!
– Да полноте! Вы кокетничаете!
– Да если и кокетничаю, так что? Грех небольшой.
Перекидываясь, как мячиками, легкими фразами, они дошли до застекленной веранды и, поднявшись по ветхим ступеням, сели. Он в кресло-качалку, а она – напротив – на стул.
Рудницкий набросил на ноги плед, откинулся на спинку и вдруг пытливо глянул на гостью.
– Так что случилось?
Анна вздохнула.
– Даже не знаю. Вроде и ничего. Дельце у меня просто… какое-то мутное. Нет, даже не мутное, а с двойным дном. Кажется, все ясно, а я чувствую, что все гораздо… глубже. Как будто за видимым слоем есть еще один. А, может, и не один.
Рудницкий наклонил голову, приготовляясь слушать.
– За три дня – три убийства, которые никак не могут быть связаны между собой. Как и жертвы. Но почерк одинаков во всех случаях. Но докука не в этом.
Анна помолчала, подбирая слова.
– У меня сложилось ощущение, будто преступник что-то ищет. И не он один.
– Не понял. Как это не он один?
– Словно кто-то еще ищет то же самое.
Сняв очки, Рудницкий потер переносицу.
– Аркадий Нестерович, я понимаю, что какую-то чушь несу, но лучше объяснить не умею.
Он постучал ногтями по столу и вдруг спросил:
– А где произошли убийства?
– Одно на Крюковом, другое в Стрельне, третье – на Петроградской.
Рудницкий водрузил на нос очки. Взгляд стал цепким.
– Кто жертвы?
– На Крюковом – ювелир и его дочь. Девочка совсем. На теле старика следы ожогов.
– Убийца безжалостен, значит, куш немалый. Что взял?
– У Савицкого было пять обысков. Стены долбили. Вскрывали полы. Если что-то и оставалось, то не так много.
– А пытки не могли быть актом бессильной злобы?
– От разочарования, хотите сказать? Может быть, однако я считаю, что преступнику были нужны не остатки прежней роскоши, а информация.
– Какая?
– Да откуда же я знаю, Аркадий Нестерович, миленький! В квартире была только девочка, если она и слышала разговор, то уже не расскажет.
– То есть свидетелей не было?
– Труп нашла сестра убитого, когда пришла навестить. Она ничего не знает. Живет в другом конце города.
– Ну а что в Стрельне?
– А в Стрельне, не поверите, путевой обходчик. После семнадцатого года не работал. Доживал свой век у сына. Сын служит в депо, поэтому в ту ночь его дома не было.
– Характер убийства?
– Такой же, как на Крюковом. Точный удар в сердце.
– Пытки?
– Нет. На Большой Посадской убит плотник. На теле порезы.
– То есть тоже пытали. Так-с. Интересно. Ваши выводы? Или вы не можете делиться подробностями?
– Как раз напротив. Хочу. Но выводов мало пока. Только наметки.
– Ваши, как вы выразились, наметки, Анна, самое ценное и есть.
– К сожалению, не всегда, Аркадий Нестерович. Установлено, что действует одиночка. И человек этот… Не с улицы, в общем. Военный или бывший военный.
– Хорошо обращается с оружием?
– Да. Удар настолько точный, что диву даешься. Один тык, и все. Крови нет.
– Да, для такой точности тренировка нужна.
– Именно.
– Может, бандит? Среди них немало умельцев на подобные дела.
– Нет. Не бандит. Не хуже меня знаете: те в одиночку не работают. У них действовать втайне от своих не принято.
– И ни одной зацепки?
– Почти ни одной. Одна из жертв была еще жива, когда ее нашли. Всего несколько секунд, но перед смертью она произнесла одно имя.
– Какое же?
– Матильда.
– Кого-то из убитых так звали?
– Никого. Проверили родственников, друзей. Даже клички собачек. Никаких Матильд.
– Никаких Матильд, – эхом повторил Рудницкий.