Гражданин преисподней

Надо было бы получше разглядеть пресловутый столп, да и самого столпника в придачу, но иконы находились совсем в другой стороне. Кузьма двинулся к ним нехотя, словно к месту экзекуции. Венедим следовал за ним шаг в шаг, буквально в затылок дышал. Не ровен час долбанет своей веригой по темечку — и увернуться не успеешь.

— Веня, предупреждаю, ты ко мне сзади не заходи! — Кузьма резко остановился. — Я не курица, а ты не петух. Держись на расстоянии.

— Зачем браниться, брат Кузьма? — донеслось со столпа. — Здесь как-никак святое место.

— А чего он лезет! У меня, может, болезнь такая. Не переношу, когда у меня за спиной кто-нибудь трется.

Отбрехиваясь таким образом, Кузьма приблизился к широкому киоту и с опаской взял в руки первую попавшуюся икону. Деревянная доска, лишенная оклада, оказалась на удивление легкой.

— Что ты видишь на сием образе? — вновь подал голос игумен.

— Подожди, дай разобраться. — Кузьма поднес Доску поближе к свету лампады. — Даже и не пойму, что здесь к чему…

— Спасителя видишь? Или угодников?

— Да тут всякого народу полно.

— Такой образ называется «людница». Чем народ занят? В аду мучается, пирует или кается?

— Вроде идут куда-то… Впереди один с кружком вокруг головы и с крестом в руке.

— Это Спаситель, — пояснил игумен, и Кузьма заметил, что Венедим быстро перекрестился двуперстием. — А вокруг головы у него нимб.

— Так… — Кузьма, чувствуя себя дурак дураком, продолжал изучать сильно помутневшую от времени и копоти икону. — Вслед за Спасителем целая череда мужиков топает. Все сплошь лысые и бородатые. Есть, правда, и пара баб. К воротам идут, у которых обе половинки сорваны. Сверху ангелы с трубами порхают.

— Достаточно, — произнес игумен таким тоном, словно сам только что обзавелся нимбом. — Восславим Господа за ниспосланное нам знамение. Из многих иных образов ты, Кузьма Индикоплав, выбрал именно тот, который олицетворяет подспудный смысл нашей беседы.

— Не понял… — Кузьма повертел икону в руках и даже на обратную сторону глянул, но там не было ничего, кроме дырок, оставленных жуками-древоточцами.

— Сия сцена изображает Спасителя, выводящего из преисподней праведников-пращуров начиная с Адама и Ноя. Сломанные ворота есть врата ада. За ними сияет свет Божьего царства… Что мешает нам, смертным людям, последовать примеру предков и покинуть это место, более пристойное для крыс и нетопырей? Нехоженой дорогой поднимемся к свету и преодолеем Грань, как Спаситель некогда преодолел адские врата.

Венедим вновь перекрестился и, забормотав что-то, уткнулся носом в сложенные ладони, а Кузьма, вернув икону на прежнее место, с подозрением произнес:

— Не меня ли, брат игумен, ты метишь на место Спасителя?

— Что ты! Окстись. Свою паству я поведу сам. Ты же должен разведать самый короткий и безопасный путь, а кроме того, определить место, где удобнее всего преодолеть Грань.

— Ничего себе задачка! А если я не соглашусь?

— Сначала оцени те выгоды, которые ты получишь в случае успеха.

— Интересно… Не иначе как в святые меня запишете?

— Не сразу. Сначала ты будешь крещен и рукоположен в один из наивысших санов святокатакомбной церкви, а заодно очистишься от всех грехов и заслужишь вечное спасение. Это уже немало. Впоследствии можешь стать и святым, если примешь обет постника, плотеубийцы, затворника или вережника.

— Заманчивое предложение. — Кузьма почесал затылок. — Только уж больно много чести для какого-то приблудного безбожника.

— Как раз из среды безбожников и язычников и выходят самые рьяные слуги Господни. Пример тому — князь литовский Довмонт, принявший крещение уже в зрелом возрасте. Впоследствии за многочисленные христианские добродетели он был причислен к сонму святых.

— Кем он после крещения стал — постником или затворником?

— Он стал князем псковским.

— Это другое дело. Это понятно… Ну а что ждет меня в случае отказа?

— Не стоит заранее обсуждать это… От такого предложения может отказаться только самоубийца, а ты на самоубийцу не похож.

— Тоже понятно. — Кузьма поскучнел. — А обмануться не боитесь? Вдруг я на словах соглашусь, а на самом деле махну на все рукой и смоюсь куда подальше? Шеол большой. Ищи меня там, свищи.

— Не беспокойся об этом, брат Кузьма. На столь богоугодное дело человека нельзя посылать одного. Со свитой пойдешь, как иерарх. Она за тобой в пути и присмотрит.

— Весьма дальновидное решение… А если по-другому договориться? Я вашу братву куда надо отведу, а они меня назад с миром отпустят.

— Не хочешь, значит, в царство Божье?

— Не хочу.

— Почему?

— У вас свой Бог, у меня свой, — уклончиво ответил Кузьма.

— Как же, интересно, твой Бог выглядит?

— Зачем ему как-то выглядеть… Бог — это все сущее. Я, ты, песок, камень, вода, огонь, мысли. Все на свете.

— И химеры и мох?

— Конечно. Ведь ваш Бог допускает существование сатаны. Если химеры существуют, значит, они для чего-то нужны.

— Не злоупотребляй нашим долготерпением, Кузьма Индикоплав, — произнес игумен после тяжкого вздоха. — Язык твой так и просит раскаленных клещей.