Граждане

В раздевалке он увидел, что пришел слишком рано: его часы спешили на целых полчаса. Однако на вешалке уже висело несколько пальто, среди них — кожаная куртка Агнешки Небожанки с торчавшим из кармана клетчатым шарфом и черное пальто Яроша. «Что у них, совещание актива?» — подумал Моравецкий. Тут же ему бросился в глаза серый плащ Сивицкого и пальто историка Постылло.

— Здравствуйте, пан Реськевич, — поздоровался он со сторожем, который подошел, ковыляя на кривых ногах.

Реськевич посмотрел на него внимательно, с тайным сочувствием, и осведомился о здоровье жены.

— Она уже в больнице, — ответил Моравецкий. — Сегодня я ее отвез.

Реськевич покачал головой.

— Вы бы себя-то поберегли, пан профессор. Не треплите своих нервов. Жена выздоровеет, а вы измотаетесь.

— Лишь бы выздоровела, пан Реськевич, тогда все будет хорошо, — отозвался Моравецкий. — А что тут у вас слышно?

Реськевич вздохнул и рассказал, что сегодня после уроков какие-то проказники опять заперли его в уборной.

— Четвертый раз за этот месяц, пан профессор! Покоя не дают человеку. И что я им плохого сделал?

— А вы не огорчайтесь, — утешал его Моравецкий. — Они над вами шутки шутят оттого, что любят вас. Помните, как они в прошлом году сделали из меня воздушный шар?

Оба засмеялись, вспоминая, как однажды прошлой весной Моравецкий вышел из школы с розовым детским шаром, прицепленным кем-то сзади к его пиджаку.

С третьего этажа опять донеслись пронзительные звуки кларнета.

— Упражняются, — пояснил Реськевич, — но что-то не клеится у них. Вот уже с полчаса твердят одно и то же. Хоть бы мотив какой, а то все ти-ти-ти да ти-ти-ти! Верите ли, все нервы мне издергали, пан профессор!

— Зайду сейчас к ним, — сказал Моравецкий. — А библиотека открыта?

Библиотека была на четвертом этаже. Там уже с неделю приводили в порядок запущенный каталог, и сегодня дежурил ученик девятого класса Арнович.

Моравецкий медленно стал подниматься по лестнице. Царившая везде тишина возвращала ему душевное равновесие. Чувствуя под ногами вытертый линолеум, он как будто с каждым шагом все больше убеждался в прочности этого мирка, где он так давно имел свое место и был человеком необходимым. На втором этаже он постоял перед аквариумом, в котором плавали рыбы. Осторожно вытащил из воды неизвестно как попавший туда обрывок шнурка и спрятал его в карман. На стенах висели статистические таблицы и диаграммы, показывавшие достижения шестилетнего плана. Между ними — цитаты из речей президента. Моравецкий обежал их взглядом, словно проверяя, все ли на месте. Он вспомнил спор свой с Ярошем о том, полезна ли такая наглядная пропаганда в школьных коридорах. Он находил, что она только притупляет воображение. — Разве не достаточно того, что они каждый день читают газеты? — спросил он тогда и с усмешкой пожал плечами. Ярош ничего не ответил, но глянул на него из-под набрякших век. И у Моравецкого осталось впечатление, что Яроша задели эти слова, сказанные им, в сущности, только для того, чтобы услышать веское возражение, которое убедило бы его, что он неправ.

Он шел теперь на звуки кларнета, который после минутной паузы опять заиграл гамму. Через застекленную дверь он увидел двух учеников: маленький блондин с красными оттопыренными ушами держал в руках кларнет, а высокий паренек постарше, в котором Моравецкий узнал зетемповца Шрама из одиннадцатого «Б», показывал ему, как действовать пальцами. Увидев Моравецкого, блондинчик вскочил со стула.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Моравецкий. — Я зашел только послушать.

— Да слушать-то нечего, пан профессор, — с громким смехом отозвался Шрам. — Он еще ничего не умеет, я его только начинаю учить. Это — мое зетемповское обязательство, — прибавил он тише, морща брови.

— Ага! Готовишь себе смену, — заметил Моравецкий. (Шрам, много лет игравший на кларнете в школьном оркестре, в этом году кончал школу.) — Ну, куда думаешь дальше? Консерватория?

Шрам отрицательно потряс головой.

— Нет, пан профессор, агротехника. На кларнете можно играть в свободное время, но какая же это профессия?

— Ну, об этом можно бы поспорить, — сказал Моравецкий. Он внимательно присматривался к белокурому мальчику, который стоял с кларнетом в руке, грустно моргая голубыми глазами. — А как тебя звать?

— Видек, — шопотом ответил мальчик и спрятал кларнет за спину.

— Видек? Так, так… Я тебя до сих пор что-то не встречал. Прятался ты от меня, что ли?

— Он только в этом году поступил, — вмешался Шрам. — В восьмой «А». Ну, Видек, — он хлопнул мальчика по плечу, — не бойся, пан профессор тебя не съест.

— Я не боюсь, — все так же тихо ответил Видек.

Моравецкий взял у него из рук кларнет и присел боком на парту.

— Значит, теперь ты будешь у нас кларнетистом? — сказал он, рассматривая сложный инструмент. — Молодец! Я бы, например, за это не взялся. Чертовски трудная штука! — Он покрутил головой, перебирая пальцами блестящие пластинки. — Честное слово, страшно трудная!

— Ну-ка, покажи пану профессору свое уменье! — приказал Шрам.