Отчего-то он сейчас подумал, что в этой модели анатомической куклы было что-то непреодолимо важное. Это была жизненно важная часть его жизни, но великий смысл, который был в ней заложен, не мог быть показан ни классу, ни какому-либо другому человеку на всей планете.
Эта неосязаемая вещь называлась душой. Когда какой-либо из органов поврежден, и жизнь всего организма находится под угрозой, сила души способна была сохранить плоть. Это была движущая сила, которая давала человеку выбор: ложиться и отказываться от надежды перед смертью, либо собрать силы в кулак и выиграть еще один день, а затем еще и еще...
По какой-то причине Кевин в последние дни постоянно задумывался о своих целях. Он думал о душе и о том, что некоторые люди словно впадают в лихорадку, а некоторые, несмотря на кровавую пену на губах, поднимаются и идут дальше. Например, его мама после развода — очень тяжелого развода. Анатомическая кукла могла показать чудеса человеческого тела, его великолепную конструкцию и внутренние связи, но она не могла показать то, что делало из человека героя, который день ото дня боролся за то, что ему дорого, и никогда не сдавался.
Он говорил о мозге, когда дверь открылась, и вошла миссис Бергесон. Ее лицо было испуганным, и ее испуг сразу передался Кевину и всему классу.
— Что-то происходит... — прошептала она мистеру Новотни. — Это во всех новостях. Что-то происходит.
— О чем вы? Что конкретно?
— Странные звуки в небе, — сказала она. — Звуки взрывов. Их сотни по всему миру. Я думала, вы... будучи учителем естествознания, можете захотеть послушать эти новости.
Мистер Новотни сделал паузу, потерев подбородок и постучав пальцем по столу. Затем он сказал:
— Я уверен, есть рациональное объяснение, и я уверен, что новости не напугают людей до смерти. Прямо сейчас я не могу, потому что Кевин выступает со своим проектом.
— Хотите сказать, вы...
— Присоединюсь к вам позже, да. Но спасибо за информацию, — сказал он, и кивнул Кевину, чтобы тот продолжал.
Почки, желудок, толстая кишка, тонкий кишечник, поджелудочная железа, печень, селезенка, легкие, мозг, сердце.
Но ведь не это на самом деле делает человека человеком.
Это тоже. Но это не все.
Он никогда не думал о том, что собирается делать со своей жизнью, но задумывался о том, чтобы стать врачом. Казалось, кто-то говорил ему, что он для этого создан.
Он не мог точно вспомнить, где это слышал, но был уверен, что действительно создан, чтобы помогать людям. Это было странное воспоминание.
Часть его мозга почему-то говорила ему, что ему стоит отправиться в боулинг в субботу вечером. Да, он, определенно, должен побывать в Форт-Коллинзе, заглянуть в «Боул-А-Раму».
Это было так странно...
Когда он закончил свой доклад, тот показался ему сухим и не отражающим действительности, но он не знал, что еще может сказать. Возможно, у кого-то остались вопросы?
Кевин поднял свою анатомическую куклу и сказал:
— Наверное, на этом все.
Затем он вернулся на свое место, и день продолжился своим чередом.
Время. Нужно больше времени. (Пограничная заметка переводчика)
Работа с «Границей» МакКаммона продлилась куда как дольше, чем я предполагала. Взявшись за эту книгу после «Лесного Охотника», я ожидала, что перевод будет быстрым и стремительным — тем более что сюжет книги захватил меня с первых страниц, и мне самой не терпелось узнать, чем же закончатся злоключения Итана Гейнса, что за силу он скрывает внутри себя и как он сумеет положить конец страшной войне Горгонов и Сайферов.
Однако посреди работы с «Границей» я умудрилась попасть в больницу, и меня продержали там больше двух недель без видимых на то причин. Помимо того, я была вовлечена в еще два проекта по переводу: вычитывала 15-й том серии «Пендергаст» («Багровый Берег»), который мы перевели с моей коллегой Еленой, и переводила попутно первые главы 14-го тома той же серии («Голубой Лабиринт»). Раньше я понимала, что могу работать с несколькими книгами одновременно. И в плане переводов я действительно могу это делать, но, когда приходит время вычитки, все становится гораздо сложнее. Вычитывать мне обычно сложнее, чем переводить, времени на это нужно больше — я не могу заниматься этим на работе, в отличие от непосредственно перевода, поэтому мне приходится садиться за вычитку ночами, когда прихожу домой. Когда на очереди несколько книг, уже переведенных и требующих коррекции, это давит. Сильно. Я словно оказалась зажата на границе между несколькими художественными романами, разрывавшими меня на части — почти как герои этой книги, застигнутые врасплох борьбой двух инопланетных цивилизаций. Это был бы забавный синхронизм, если бы он, по сути своей, не был таким грустным. Приходя домой и понимая, сколько мне еще нужно сделать, я готова была вопить: «Дайте мне больше часов в сутках!», я не успевала, и это было действительно обидно.