Гранатовый дом

У него были и совсем крайние выводы, их он держал при себе. Они были связаны с тем, что часто походка и определяет судьбу человека, не только артиста. То есть какая походка — такова и судьба. И если человек крайне в себя влюблен, ну, самодоволен и любуется собой, он всегда будет выглядеть абсолютно инфантильным и безответственным. И идет он так же: как по линеечке аккуратно переставляя ноги. Эта связь походки и характера была личной историей Емельянова. Он знал, что это только его выводы, но понимал также и то, что переубедить в обратном его невозможно. Да, выглядел он со стороны мужланом, если вообще думал об этом, но в общем, и не думал. Во всяком случае так Емельянову просто легче жилось. Эти качества очень тяжелы в миру, особенно в личной жизни, он это почувствовал на себе. Поэтому большинство успешных актеров, манерных, женоподобных, имеют крайне неудачную личную жизнь — опять-таки, это был его вывод.

Обо всем этом Константин думал, расхаживая между павильонами по парку. И, к огромному его удивлению, никто его не остановил, не спросил, что он тут делает, все, попадавшиеся на пути, принимали его за своего. Похоже, Емельянов максимально вжился в свою роль. С ним даже кто-то поздоровался, и он ответил…

Постепенно происходящее стало его забавлять. Конечно, Емельянов мог бы пойти к директору киностудии, сунуть под нос свою страшную корочку, и Алю доставили бы ему прямо в директорский кабинет. Но это был не его метод. Такие прямые действия способны были просто повредить расследованию. И Емельянов действовал по-своему — маскировка, прикрытие, возможность влиться в среду, чтобы таким образом что-нибудь узнать…

Так он ходил уже некоторое время, когда в голову ему пришла довольно зрелая мысль. Было время обеда — около часу дня. И по толпе людей становилось понятно, что у многих обеденный перерыв. Так почему бы не пойти в буфет и не попытаться хоть кого-то разговорить?

Сказано — сделано. И опер направился в буфет, где находилось уже достаточно много людей. Взяв выглядевшую как-то странно творожную запеканку и стакан явно холодного кофе с молоком, Емельянов через опущенные веки зорко принялся высматривать будущую жертву. И наконец разглядел добродушного, как ему показалось, человека лет под 30, который явно скучал за столиком в одиночестве. Лицо его было простоватым, в чем-то даже наивным. Емельянов, отбросив сомнения, направился к нему.

— Вы разрешите? — Лучезарно улыбаясь, он поставил тарелку на стол. — А то людей столько — пристать просто негде!

— Да пожалуйста! — оживился человек. — Я только рад буду! Николай! — Он как-то неожиданно резко сунул руку.

— Константин, — Емельянов протянул руку в ответ.

Буквально через пару минут разговора выяснилось, что Николай работал водителем в какой-то съемочной группе и в киномире чувствовал себя неуверенно: хорошенькие актрисы и персоны из мира кино брезговали им и не обращали на него внимания. Так что, по словам шофера Николая, оставался он работать в таком неприятном месте только потому, что платили здесь хорошо.

Константин стал нести какую-то чушь — о том, что сам с завода, который производит съемочную технику, приехал на переговоры с режиссером, а того нет, и теперь он расстроен, не знает, как быть, за что жить и сколько того ждать. Про себя Емельянов отметил: он подобрал правильный ключ к собеседнику, потому что тот очень обрадовался, что новый знакомый не из киномира, и проникся к нему еще большим доверием и симпатией.

Как выяснилось, киномир Николай и правда не любил. Об этом он сразу поведал Емельянову, а потом принялся изливать ему свою душу. Начал с наглых высокомерных актрис и режиссеров, а потом вдруг сам себя перебил:

— А недавно тут такой сумасшедший дом был! Думал, что всех либо разгонят к чертовой матери, либо посадят.

— Что так? — мгновенно насторожился Константин.

Николай нагнулся, заговорщицки понизил голос и произнес фразу, от которой у Емельянова заледенела спина:

— Мужик один, Васька, монтажер… Горло бритвой себе перерезал, а затем в окно выбросился… Представь…

— Что? — задохнулся Емельянов. — Это как такое?

— А вот так! Никто до сих пор толком ничего не знает. День был самый обычный, как вот сейчас. А потом вдруг увидели этого Ваську в окне…

— В каком окне? — Константин затаил дыхание.

— То-то и оно! — Николай явно пользовался моментом. — Окно это к нему вообще никакого отношения не имело! Кабинет редактора это был! Ну, сценарного редактора, который сценариями занимается. Васька с ним по работе вообще связан не был, даже не контактировал. А потом, понимаешь, вдруг как-то появился у него в кабинете, понес какую-то пургу…

— Какую пургу? — Емельянов подался вперед.

— А хрен его знает! Редактор и не запомнил ничего. Васька вдруг вскочил на подоконник, окно распахнул и бритву из кармана достал! Посмотрел на редактора страшными глазами, а потом хрясь себя по горлу и кинулся вниз… Пока до земли долетел, уже умер. Говорили, что в сонную артерию попал. Кровищи было… — Похоже, водитель и дальше рассказывал бы, но Емельянов молчал. Спустя минут пять он заговорил: