Взгляд, который он любил смертельно сильно. Впрочем, любил-то он не только его. Он любил комплекс по имени «Амина». Состоял этот комплекс из моторчика — жутчайшего характера, тюнинга — прекраснейшей внешности, компьютерной системы управления — острого ума, блока питания — огромной души. И вот этот комплекс сводил его с ума.
Иногда хотелось схватить ее в охапку, обнять до хруста в ребрах, в себя через поры впитать, да так, чтобы потом ни в жизни никуда отпускать не пришлось. Чтобы вечно рядом была.
Сейчас сделать это хотелось особенно…
— Привет, — Амина подошла, вскинула взгляд, улыбнулась вроде и игриво, но осторожно. — Чего стоим, кого ждем? Это твое такси уехало? Я тут видела мальчика на детской машинке. Плакал бедный, видимо, недоволен клиентом остался.
Мир хмыкнул.
— Нет, Амина. Мой тот, который на трехколесном велике ехал. Прокатил с ветерком, спасибо ему. А ты что, пешком в наши края? Ножки не устали? Как обычно…
Оба вспомнили свои черепашьи бега в парке после свадьбы, оба заулыбались еще сильней.
Мир понял, что совсем не нервничает. Нервничал почти месяц до этого, а теперь успокоился. Совсем. Смирился, принял, осознал. Сделал это еще раньше, чем она определилась с выбором. Кстати, о выборе…
— А что мы тут делаем, Дамирка? — Амина окинула взглядом место их дислокации. Лала, конечно, завела ее в один из самых дальних парковых уголков. Вокруг ни тебе лавочек, ни детских площадок, привлекающих внимание посетителей. Даже детский визг сюда практически не доносился.
Мир стоял четко на дорожной развилке. Как казалось Амине, выбор не самый удачный. Если кому-то взбредет в голову прогуливаться тут же — придется освобождать дорогу, но Мира это, кажется, не волновало…
— Стоим, Амина. Вроде бы хорошо стоим, да? — Дамир развел руки, оглядывая парк, будто свои владения. Стояли действительно хорошо. Близко, рядом, мирно, улыбчиво…
— А если серьезно? — но ей этого было мало. Хотелось определенности. Пришлось давать.
— А если серьезно, то у меня к тебе два предложения.
— Каких же? — сердце девушки пропустило удар. Возможно, даже два. И душа ухнула в пятки…
— Начнем с первого, пожалуй, — а Мир же стал серьезным. Опустил правую руку в карман брюк, достал оттуда сжатый кулак, раскрыл… — Выйдешь за меня замуж?
А на ладони лежало колечко.
Дамир с горечью отметил, как в глазах Амины зажегся страх. И прекрасно знал, чем закончилось бы его предложение, будь оно одно…
Категоричным «нет», причиной которого стал бы тот самый страх и абсолютная неготовность идти дальше даже через восемь лет после смерти мужа. Даже через три проведенных вместе месяца.
Как-то раз Миру приснился жуткий сон. Наверное, именно этот сон и стал причиной для того, чтобы остановиться, задуматься, переосмыслить и свое поведение, и ее реакцию, и перестать переть танком.
В этом сне он делал Амине предложение. Происходило это прямо-таки сказочно. На носу какого-то огромного лайнера, на которым они и не были-то никогда, ночью, под звездным небом, без лишних свидетелей, зато под звуки плеска морских волн.
Мир опустился тогда на колено, достал коробочку с кольцом, открыл ее одной рукой, ведь другая была занята огромным букетом красных роз, вскинул на любимую Амину абсолютно счастливый взгляд, без малейшей доли сомненья, а потом выпалил, в принципе, то же, что говорил сейчас в реальности:
— Любишь меня? Станешь моей женой?
Но то, какой она дала ответ, даже там — в его сне, выбило из колеи в настоящей жизни на долгие дни…
— Любила я мужа, Мир… Единственного…
Там, во сне, Амины произнесла эти свои слова и ушла. А он так и остался на палубе корабля, чувствуя только жгучую боль в груди.
Все же больнее сделать она не могла бы. Даже нарочно, даже если пыталась бы…
Мир еле пережил тот свой сон. Проснулся, будто оплеванный. Не мог на Амину смотреть — все казалось, что она сейчас повторит.
И как же четко он понимал, что так и будет. Непременно будет когда-то, если он продолжить гнуть свою линию, а она так и не дозреет до того, чтобы признать — любовь к первому мужу не предполагает полный запрет на попытку полюбить еще раз. Иначе. По-новому. Уже его… Но для этого ей нужно захотеть к этому прийти. Поэтому…
— Это было первое предложение, а теперь будет второе.
Так и не дождавшись от Амины ни слова, Мир сжал кольцо в кулаке, а другой рукой достал из нагрудного кармана конверт, протянул…
— Что это? — Амина не спешила брать его, смотрела растерянно.
— А это билет домой, Амине-ханым. Я же обещал, что мы туда вернемся. Вот.
Зачем он купил билет в Баку? Зачем переговорил с Аббас-беем, уверившись, что Амину там ждут, что для нее там будет место? Зачем связался с ее родителями, предупредив о скором приезде дочери?
Все это для одного — для нее. Ее переезд в Киев восемь лет тому — был побегом. Уже не первым. И вела себя она как беглянка — никакого постоянства, надуманные цели, жизнь — как преодоление коротких дистанций, а дальше снова планирование каких-то глупых целей, стремиться к которым нужно просто потому, что к чему-то нужно стремиться каждому человеку.