Графоманы не плачут

В первый день Нового Года большинство населения страны честно отсыпается после бурно проведенной ночи. А особенно когда новый год по совместительству оказывается первым годом нового века и тысячелетия.

Однако же жителям Великого Гусляра не выпало в этот день даже этого счастья. Да и сами посудите: как можно спокойно спать, когда буквально весь город подвергся массовому набегу неизвестных вандалов?

К чести жителей стоит всё же заметить, что великогуслярцы пережили случившееся мужественно. Не было паники, не случились стихийные митинги, никто не призывал вешать виновных на первом столбе. Вот только уныние как-то само собой быстро расползлось по городу…

Лев Христофорович решил с помощью дедукции как можно быстрее выявить злостных вредителей имущества, однако оказалось, что есть вещи, утрата которых может и его ввести в депрессию.

На полу его квартиры в свете тусклого зимнего солнца блекло отсвечивали осколки фаянсовых и хрустальных наборов, ежегодно вручаемых профессору разными именитыми гостями из столь же именитых институтов и университетов мира. Но наборов этих Минцу было не жаль.

А вот потерю богатейшей библиотеки, столько лет собиравшейся книжка к книжке, он вандалам простить не мог.

Если пересчитать все дни, проведенные им за чтением этих книг, хватит, пожалуй, на несколько лет. Да что там лет? Почти вся жизнь его прошла в этих книгах!

И теперь вся эта его жизнь валяется ворохом обрывков на полу! Шелестит в ледяном потоке воздуха из разбитого окна…

Минц просидел в комнате среди этих бумажных залежей почти до середины дня, когда холодное зимнее солнце уже собралось прятаться на ночь. Он перебирал вырванные страницы, будто прощаясь с каждой, как с погибшим боевым товарищем.

Тяжело вздохнув, он вслух задал главный вопрос, который мучил в этот момент весь Великий Гусляр:

– А всё же, кто это устроил?

И в тот момент, когда он, не дождавшись ответа, поднялся, чтобы зажечь свет, особенно большая груда бумаги в углу вдруг зашевелилась.

Профессор Минц был настоящим исследователем и изобретателем, а потому совершенно не испугался ожившего вороха обрывков. Лев Христофорович всё же щёлкнул выключателем, дабы получше рассмотреть интереснейший научный феномен, как вдруг внутри кучи кто-то громко чихнул.

От этого громкого, а главное, сильного чиха бумага разлетелась в стороны, и взору умудрённого опытом профессора предстал некий субъект, отличающийся повышенной волосатостью тёмного цвета и яркими зелёными глазами, испуганно глядящими из вороха всклокоченной шерсти вперемешку с бумажными ошмётками.

– Позвольте, молодой человек… – проговорил Минц, надевая очки и внимательнее рассматривая незнакомца.

Но тут существо вновь громко чихнуло, отчего остававшаяся вокруг него бумага с громким шелестом разлетелась по всей комнате, а у волосатого субъекта обнаружился хвост.

Да-да, самый настоящий хвост!

Минц, наконец надевший очки, от удивления только и смог протянуть долгое «Да-а-а…», а хвостатый гость уже начал затравленно озираться в поисках подходящего убежища.

К сожалению, профессором уже завладела страсть к открыванию и познанию неизведанного, когда никто и ничто не может просто так уйти неопознанным. Незнакомец, видимо, увидел в глазах Льва Христофоровича иное будущее для себя, а именно в виде препарированной тушки, и потому лишь тихо заскулил в углу.

Лев Христофорович был великим учёным, но никогда не был извергом. В своё время активисты «Green Peace» даже наградили Минца своей почётной медалью, придуманной ими специально для учёных. На одной стороне медали была изображена маленькая белая мышь с пробиркой в лапках, а на другой красивым каллиграфическим шрифтом выведена гордая надпись: «Во время опытов не пострадало ни одно животное!»

Со словами «уси-пуси» и умиротворяющей гримасой на лице профессор медленно двинулся к «неопознанной обезьянке», как он мысленно уже окрестил для себя это существо из-под груды бумаги.

«Неопознанная обезьянка» продолжала скулить, но когда профессор приблизился почти вплотную, она вдруг с криком «Я не виноват!» ринулась в соседнюю комнату. Лев Христофорович сначала оторопел, а потом кинулся следом.

Казалось бы, что ещё можно уничтожить в уже и так развороченной квартире? Однако, как показал опыт погони за теперь уже «неизвестной говорящей обезьянкой», уничтожить в квартире Минца можно было ещё многое. И всё это многое было их совместными усилиями уничтожено.

Уничтожение сопровождалось жутким грохотом и звоном, топотом Льва Христофоровича и дикими воплями и нецензурной бранью убегающей «обезьянки».

И вполне естественно, что многие соседи просто не могли оставить без внимания странные события, происходившие в квартире их горячо любимого и уважаемого профессора.

Первым у дверей оказался Грубин. Пока он прикидывал, вызывать бригаду скорой помощи, или сразу звонить в психиатрическое, чтоб усмирить поехавшего головой на почве утраты имущества Минца, возле дверей материализовались старик Ложкин и Удалов с внуком Максимкой.

В этот момент за дверями раздался особенно жуткий грохот с последовавшими трёхэтажными матюками.