Граф Таррагона

Слава Богу, что с Арнульфом ехал Хавьер. Альмогавар, выросший среди постоянных и нескончаемых войн, казалось, нутром и сердцем чувствовал опасности, подстерегавшие их на этом трудном пути к границам Таррагона. Несколько раз он, хватая Арнульфа за рукав или закрывая ему рот, спешно уводил коней с дороги и тем самым спасал их от верной смерти или огромных неприятностей. По дорогам то и дело разъезжали большие группы вооруженных до зубов мусульман и непонятного, но не заслуживающего доверия, группы христиан-разбойников, которым было едино, грабить ли им иноверцев, или вспарывать брюха братьям по вере.

– Что бы я без вас делал… – попытался хоть как-то поблагодарить своего спутника Арнульф.

Хавьер усмехнулся и ответил:

– А ничего бы не делали. – Он кивком головы показал ему на раскидистое дерево, украшенное полусгнившими трупами повешенных людей. У большинства повешенных была содрана кожа. – Вас наверняка бы освежевали, содрали кожу и подвесили на манер этих горемык…

Арнульф поежился, но все равно поблагодарил его:

– Огромное вам спасибо, Хавьер. Вы даже не представляете, как мне надо попасть в Таррагон…

– Почему же… – как-то туманно произнес в ответ наемник, в его глазах что-то блеснуло, но, почти тотчас, погасло.

Арнульф присмотрелся к нему, что-то вздрогнуло в его сердце, но невозмутимый и, казалось, равнодушный ко всему вид его попутчика никак не вязался с его странной фразой.

– Хавьер, вы что-то сказали?.. – решил уточнить он.

– Поторапливаться пора… – хмуро огрызнулся Хавьер и, посмотрев на багровый закат, охвативший весь запад горизонта, добавил, – гроза будет, и весьма приличная…

Они углубились в лес, вскоре, как и обещал Хавьер, начался мерзкий ливень, превративший дорогу в одно сплошное чавкающее месиво, которое буквально через пару так измотали лошадей и их всадников, что волей-неволей пришлось подумать о непредвиденном привале прямо посреди лесной чащи.

Хавьер и Арнульф промокли буквально до нитки. Их одежды, впитав в себя дождевую воду, висели на них многопудовыми гирями. Ливень, так грозно и мощно налетевший на их головы, уходил к югу, постепенно расчищая темно-синее ночное небо и зажигая на его густом бархате яркие бриллиантики звезд. Отдельные убегающие облачка слабыми серыми тенями проскальзывали на фантастическом покрывале звездного неба и напоминали силуэты волков, словно скользивших в беззвучной пустоте в поисках неведомой добычи.

Альмогавар быстро нашел большое поваленное ураганом дерево, под его гигантскими, словно фантастические щупальца, корнями он соорудил импровизированный шатер, прикрыв их плащами и навалив сверху ветки.

– Мы устали и можем проспать рассвет… – словно поясняя, произнес он вслух, адресуя свои слова Арнульфу, – нас могут увидеть, а так, приваленные ветвями, мы будем в почти полной безопасности.

Англичанин поежился – сырость и холод ночи проникали сквозь мокрые одежды и вызывали в нем дрожь и озноб. Он, стуча зубами, сказал:

– Н-н-не знаю-у… – он поежился и стал сворачиваться в комок, поджимая под себя руки и ноги, – м-м-может, нам костерок развести?..

– Дело ваше… – хмыкнул Хавьер, – если у вас получится развести костер посреди этой жижи… – он пожал плечами, – тогда я, пожалуй, уберусь отсюда на пол-лье…

Арнульф удивился:

– П-п-почему так?..

– По кочану… – заворчал альмогавар, укладываясь поудобнее. – На тепло костра тут же слетится такая уйма комаров, что они через пару часов не оставят в нас и грамма крови. Я бы вам посоветовал намазать морду грязью как следует…

– Я не свинья! – обиделся англичанин.

– А я и не говорил такого… – тихо засмеялся Хавьер. – Вы – баран. Через часик вы немного отогреетесь, ваше тепло учуют эти мерзкие летающие твари и тогда… – он красноречиво взмахнул рукой. – А уж после них к нам наверняка пожалуют волки. А с этими ребятами шутить просто бесполезно – они голодны и злы от рождения…

– Спасибо за просветительскую беседу… – огрызнулся Арнульф.

– Заметь, бесплатную! – хохотнул Хавьер, повернулся к нему спиной и почти сразу же заснул.

Арнульф лежал в тишине, чернеющей над его головой ночи, и прислушивался к каждому шороху, раздававшемуся в непроглядной тьме, окружавшей их небольшой шалаш. Злость, закипавшая в глубине его души, разрасталась и до дрожи в руках охватывала тело англичанина. Альмогавар, бесшумно спавший по соседству с ним, словно издевался над ним, дрожащим от злобы и холода, умудрившись заснуть даже в таком, казалось бы, безобразнейшем и неприспособленном для отдыха месте.

Агент тихо вынул кинжал из ножен и, стараясь не проронить ни единого, как ему казалось, шороха, придвинулся к Хавьеру. Арнульф решил про себя, что прирежет этого самодовольного и самоуверенного в своих силах нахала, умудрившегося и сейчас вволю поиздеваться над ним. Он приблизил к его уху тонкое лезвие кинжала и… ощутил между своими замерзшими ребрами пронзительный укол не менее тонкого и острого кинжала альмогавара.