Граф Таррагона

– Теперь уже нет нужды. – Хмуро ответил Филипп. – Давай-ка, братец, поскорее закончим с мешками. Уже так стемнело, что хоть глаз коли…

– Это точно, ваша милость… – ответил ему рыцарь и исчез в темноте грота, кинувшись выносить мешки и привязывать их к седлам коней.

Только к утру следующего дня они возвратились к лагерю, расположенному в глубине леса.

То, чего больше всего боялся и чего не предотвратить, свершилось – почти все пленники были казнены, лишь полторы сотни пехотинцев, в основном это были крестьяне, оставались в живых, да и то, по всей видимости, только на время пока отряд находился в овраге на привале. Тела кавалеристов, с которых уже стащили кольчуги и вооружение, валялись штабелями на дне оврага, а их головы, сложенные в пирамиду, покоились неподалеку от места казни. Филипп нахмурился – Свен и его молодцы расстарались на славу…

Про женщин, находившихся в караване, лучше вообще умолчать. Мусульманки из гарема, жены и дочери воинов каравана были растащены по шалашам и палаткам воинов, откуда местами слышался плач, а из некоторых шалашей и палаток раздавался веселый смех, стоны и вскрики любви. Рыцари и стрелки так разошлись после этой жуткой и кровавой вакханалии казней, что прихватили и христианок, находившихся среди рабов и прислуги эмира. Это вообще вывело де Леви из равновесия – его отряд, сам того не замечая, превращался в обычное сборище живодеров, насильников и убийц, прикрывшихся для верности лозунгами священной религиозной войны с врагами веры.

Женщинам на войне, как это ни странно звучит, и труднее и легче. Их, если и убивают, то после… Мужчинам же куда сложнее. Им надо защитить своих жен, дочерей и матерей и, что греха таить, лучше погибнуть, чем увидеть врага, который с наслаждением берет их…

– Так! Собираемся и отходим к базе!.. – Филипп соскочил с коня и прошелся вдоль рядов шалашей, навесов, сделанных из веток, повозок и палаток. – Округа буквально кишит отрядами противника. – Он перехватил удивленные взгляды воинов своего отряда, улыбнулся и, подняв вверх руку, крикнул. – Эмир нас не обманул! У нас теперь столько добра, что мы сможем, если и не захватить землю, так уж точно купить ее!!!.. – он жестом подозвал к себе Свена, высунувшегося из-под своего навеса, сделанного из срубленных еловых лап. Когда тот подошел к рыцарю, Филипп сказал, кивая головой в сторону груды отрубленных голов. – Успокоился? – Он пристально посмотрел в глаза скандинаву. Тот фыркнул и демонстративно повел плечами. – Пойми, что этим ты не успокоишь души твоих убиенных родичей. – Филипп положил руку на плечо шведа. – Этим, поверь, ты только разозлишь врагов и посеешь вокруг себя ненависть, ужас и смерть, которая, в конце концов, придет и за тобой…

Свен вскинул голову. Его голубые, словно лед, глаза были полны тоски и пустоты.

– Прости, сам не знаю, что на меня и друзей накатило…

Филипп обнял его и крепко прижал к себе. Швед тихо и беззвучно заплакал. Рыцарь, как мог, постарался успокоить его:

– Мы все грешники. Мы все приехали сюда только для того, чтобы смыть с себя грехи и невинно пролитую кровь. – Он отстранил шведа и заглянул ему в глаза. Свен молча кивнул. – Зачем же нам тогда еще и еще множить свои грехи? Зачем тупо и бессмысленно, словно волки в овчарне, резать головы врагов?..

– Но эти были фанатиками… – словно извиняясь за свой нелепый и жуткий поступок, произнес Свен. – Их уже ничто и никто не смог бы исправить…

– Ладно, – согласился с ним де Леви, – с кавалеристами мне все понятно. Но, скажи, зачем вы так грубо обошлись с женщинами?!..

– Это добыча. Воины всегда имели право брать женщин, доставшихся им после победы… – глаза шведа снова становились каменными и ледяными.

Филипп понял, что в этом вопросе он вряд ли переубедит своего настырного и упертого скандинавского воина, кивнул головой и, улыбнувшись, ответил:

– Бог с ним. Родят нам христиан… – он подмигнул шведу. – Верно?..

– Вам нужны подданные, дон Робер… – засмеялся швед. – Вот, считайте, что мы уже постарались для вас, увеличивая ваших крепостных…

– Ах ты, балагур чертов!.. – Филипп потрепал шведа за взъерошенные вихры его светлых, словно солома, волос. – Ну, спасибо тебе!..

– Не стоит благодарности… – хмыкнул в ответ Свен. – Гуннар и Эрик так постарались для вас… – он посмотрел на де Леви. – Что будем делать с остальными?..

– А ничего не будем делать. – Отрезал де Леви. – Отпустим их на все четыре стороны. И все дела!..

– Может их, это, – замялся швед, – того?..

– Чего?! – Возмутился Филипп. – Хватит уже крови. Достаточно!

– Да я не об этом… – обиделся Свен. – Ко мне тут наш горе-епископ подходил…

Филипп сел на пень, развязал ремешки кольчужного капюшона, стащил его с головы, снял чепец и, вытерев им вспотевшее лицо, спросил:

– Чего он хочет?..

– И пню понятно, чего… – развел руками в стороны Свен. – Он хочет, чтобы мы помогли ему окрестить этих заблудших овец…

– Ага, с мечами наголо за их спинами… – побагровел де Леви. – Он, что, рехнулся тоже! Приводить в лоно истинной веры надо не страхом смерти, а увещеваниями и проповедями!