Впрочем, сама Екатерина Великая в письме к Станиславу Августу Понятовскому от 2 августа 1762 года спустя всего несколько недель после переворота изложила события несколько иначе, признавшись, что сама стояла во главе заговора, и дала Дашковой и ее участию в перевороте совсем другую оценку: «Княгиня Дашкова, младшая сестра Елисаветы Воронцовой, хотя и очень желает приписать себе всю честь, так как была знакома с некоторыми из главарей, не была в чести вследствие своего родства и своего девятнадцатилетнего возраста, и не внушала никому доверия; хотя она уверяет, что все ко мне проходило через ее руки, однако все лица имели сношения со мною в течение шести месяцев прежде, чем она узнала только их имена. Правда, она очень умна, но с большим тщеславием она соединяет взбалмошный характер и очень нелюбима нашими главарями; только ветреные люди сообщили ей о том, что знали сами, но это были лишь мелкие подробности. И. И. Шувачов, самый низкий и самый подлый из людей, говорят, написал, тем не менее, Вольтеру, что девятнадцатилетняя женщина переменила правительство этой Империи; выведите, пожалуйста, из заблуждения этого великого писателя».
Имя Одарта упоминается и в переписке великой княгини с Екатериной Дашковой, причем о нем идет речь в четырех из двадцати пяти сохранившихся и опубликованных вместе с «Записками» писем Екатерины периода правления Петра III незадолго до его свержения Екатериной, то есть в период интенсивной подготовки переворота. Относятся они к месяцам не ранее января 1762 года, поскольку из «Записок» Дашковой известно, что именно в этом месяце ее мужа, князя Михаила Ивановича Дашкова, распоряжением Петра III отправили посланником в Константинополь. Дат на письмах нет, а некоторые детали позволяют предположить, что они написаны, как это было заведено тогда, в иносказательной манере, то есть условным языком намеков и недосказанностей, понятных только тем двоим, кто писал письма. Некоторые имена опускаются, заменяются указанием «что же касается до другого» или первой буквой фамилии, или многоточием. Эта предусмотрительность не лишняя, поскольку император просматривает письма своей супруги: «Император прочитал каждое письмо и знает все, что нужно знать». Как пишет великая княгиня Екатерина Дашковой в конце того же самого письма, откуда взята эта цитата, «я предаю огню все ваши письма» (с. 307). Тем более удивительно, сколько внимания уделено в этих письмах Одарту. Письмо № 13: «Что же касается до Одарта, я не могу отвечать положительно: не имея у себя ни одного учреждения, я не могу назначить его в другое ведомство». Эта фраза явно подразумевает, что это ответ на предшествующие хлопоты Дашковой об этом человеке. Письмо № 19: «Кажется, услуги Одарта будут полезны мне, и я надеюсь найдти ему какое-нибудь место. Но во-первых, скажите мне, не можете ли вы заставить своего дядю рекомендовать его мне? Если нет, то пусть дело идет своим порядком. Я предоставляю вам устроить с ним денежные условия; но пока он не оставит своего перваго поста, пусть об этом никто не знает, кроме нас. Я, в самом деле, мало знакома с его обстоятельствами, чтобы решится назначить ему когда и как; он всегда пользовался покровительством вашего дяди, то не мешало бы посоветоваться с ним. Между тем место, предназначенное ему, останется незанятым» (с. 309). Письмо № 20: «Милая княгиня, я только-что получила ваше письмо и вполне одобряю ваш поступок, только пусть будет так, чтобы меня не обвиняли в удалении Одарта от должности. Как бы вы ни устроили с ним, я безусловно во всем розписываюсь, и могу обещать, что он не умрет с голоду при мне» (с. 309). Письмо № 25: «Одарта я рада видеть. Сегодня в манеже был со мной один из ваших забавных рыцарей, граф Строгонов».
Впрочем, Одарту — иногда называемому Одаром; в осьмнадцатом веке Дидро ведь тоже именовался у русских Дидеротом! — Екатерина не очень-то доверяла. В своем письме к Понятовскому осенью 1762 года она специально просит его передавать важные вещи не через этого человека: «Не давайте отнюдь письма Одару…».