Граф Платон Зубов

— Вы правы, мой друг. Она мне особенно дорога. Как Катенька матери и своему старшему брату. Александр способен возиться с ней часами, как заправская нянька, что никак не свидетельствует о мужественности его характера. А ведь он прежде всего будущий император и воин.

— Не будем говорить о престоле, мой государь. Он прежде всего надлежит вам, и я уверена: вы будете царствовать долго и счастливо. Сын должен почитать за счастье именно ваше правление. Но вместе с тем как не чувствовать Александру Павловичу любви к такому крошечному и к такому веселому существу?

Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, А. В. Храповицкий, С. И. Шешковский.

— Ваше величество, вы сами распорядились, чтобы он явился к вам только с необходимым признанием Новикова. Его нет скорее всего потому, что не удалось добиться нужных результатов.

— Шешковский? Никогда не поверю. При всех обстоятельствах он должен быть сегодня у меня с докладом. Я не хочу выглядеть смешной в глазах Платона Александровича, который вполне справедливо обвиняет — да, да, именно обвиняет! — свою государыню в излишней мягкости и снисходительности.

— Ваше величество, а Степан Иванович уже в антикамере!

— Ты и в самом деле удивительный слуга, Степан Иванович, только что сказала, что хочу тебя видеть, а уж ты на пороге.

— Матушка–государыня!..

— С поклонами и присказками потом, сначала о деле. Чего добился от своего подопечного?

— Так я для того, государыня–благодетельница, и пришел, чтобы досконально узнать — в чем мой узник повиниться должен.

— А сам он? О событиях французских хотя бы что говорит?

— Ничего, матушка–государыня, ни единого словечка. Я уж и кнутик в ход пустил. Пока еще легонечко — для понятия больше. Зубами скрыпит и молчит. Откуда силы берутся. Ведь в чем только душа держится. Уж такой гнилой, такой хилый…

— За силами у мартинистов дело не станет. Всегда знала — беды с ними не оберешься. На своем стоять умеют. На деньги не идут. Корысти не знают. Друг друга нипочем не предают. Радетели народные, чтоб они сгинули. Господи, прости!

— Еще, государыня–благодетельница, князь Прозоровский предположение такое высказывал, что господин сочинитель Карамзин Николай Михайлович путешествие свое по Европе на новиковские деньги совершал. Своих-то у господина Карамзина кот наплакал. Из товарищей тоже — наверняка известно — никто его нужной суммой не ссужал. Князь полагает, что бесперечь новиковских рук это дело.

— Узнал?

— Где там, только досада берет. Кнутобойству бы его по полной форме подвергнуть, если ваше на то разрешение, матушка–государыня, будет.

— Не выживет, думаешь?

— Не выживет, государыня–благодетельница. Тюремный лекарь так и сказал: пустое дело.

— А про Малый двор хоть намеком оговорился?

— Один раз сказал: знать ничего не знаю, и все тут. Да вы, матушка–государыня, и в мыслях дела этого не держите. Разберемся во всех винах вольных и невольных. Ведь я, государыня–благодетельница, без Божьей помощи ни шагу. Коли где силу и приходится применить, так сразу акафист Иисусу Сладчайшему и Пречистой его Матери прочитаю.

— Знаю, знаю, Степан Иванович. Ты лучше скажи — в крепости Новиков под своим именем?

— Как можно — под нумером. Преступник государственный, особо опасный — какие уж тут имена.

— Вот что я тебе скажу, Степан Иванович. Хочу, чтоб над твоим подопечным суд был!

— Государыня–благодетельница, а как же с оглаской? Не избежать ведь!

— При закрытых дверях чтоб судили.

— Как прикажете, государыня. А приговор какой?

— К тягчайшей и нещадной казни.

— Через повешение? Или четвертование?

— На усмотрение судей.

— Судей когда, государыня–благодетельница, назначите?

— Держи записку — всех написала. Прочтешь — уничтожь. Нечего ее хранить.

— И приготовьтесь вот к чему. Сначала Новикову приговор объявить и в камеру смертников забрать. А на следующий день, как все перечувствует, о великой монаршей милости сообщить: пятнадцать лет заключения. В крепости. Одиночного.

В. В. Капнист — А. А. Капнист. Петербург. 31 декабря 1792.

Прибыл сюда 26 рано поутру, ибо остановился на восемь дней у Николая Александровича [Львова] в Черенчицах. Тотчас же отправился к Гавриле Романовичу. Он, как и Катерина Яковлевна, был очень рад видеть меня. Остановились у Николая Александровича, где встретил Федора Петровича и мы вместе обедали у Гаврилы Романовича. На другой день ввечеру был им представлен Платону Александровичу Зубову, который очень хорошо меня принял.

В тот же день отправился с визитами, и, между прочим, был у Петра Федоровича Квашнина–Самарина, который, как и все его семейство, был мне очень рад. Забыл сказать, что в день приезда был я у Михаила Никитича, который приветливейше меня принял и на другой день, возвращаясь от Платона Александровича, снова был у него с Гаврилой Романовича.

Павловск. Великий князь Павел Петрович, Е. И. Нелидова.

— Боже, как я ненавижу эту женщину, как ненавижу…

— Государь, я не спрашиваю, о ком…