Граф Монте Кристо 2 часть

The procureur entered with the same grave and measured step he would have employed in entering a court of justice. He was the same man, or rather the development of the same man, whom we have heretofore seen as assistant attorney at Marseilles.	Королевский прокурор вошел в комнату тем же степенным, размеренным шагом, каким входил в залу суда; это был тот же человек, или, вернее, продолжение того самого человека, которого мы некогда знали в Марселе как помощника прокурора.
Nature, according to her way, had made no deviation in the path he had marked out for himself.	Природа, всегда последовательная, ничего не изменила и для него в своем течении.
From being slender he had now become meagre; once pale, he was now yellow; his deep-set eyes were hollow, and the gold spectacles shielding his eyes seemed to be an integral portion of his face. He dressed entirely in black, with the exception of his white tie, and his funeral appearance was only mitigated by the slight line of red ribbon which passed almost imperceptibly through his button-hole, and appeared like a streak of blood traced with a delicate brush.	Из тонкого он стал тощим, из бледного - желтым; его глубоко сидящие глаза ввалились, так что его очки в золотой оправе, сливаясь с глазными впадинами, казались частью его лица; за исключением белого галстука весь его костюм был черный, и этот траурный цвет нарушала лишь едва заметная красная ленточка в петлице, напоминавшая нанесенный кистью кровяной мазок.
Although master of himself, Monte Cristo, scrutinized with irrepressible curiosity the magistrate whose salute he returned, and who, distrustful by habit, and especially incredulous as to social prodigies, was much more despised to look upon "the noble stranger," as Monte Cristo was already called, as an adventurer in search of new fields, or an escaped criminal, rather than as a prince of the Holy See, or a sultan of the Thousand and One Nights.	Как ни владел собою Монте-Кристо, все же, отвечая на поклон, он с явным любопытством взглянул на прокурора. Вильфор, со своей стороны, недоверчивый по привычке и не имевший обыкновения слепо восхищаться чудесами светской жизни, был более склонен смотреть на благородного чужестранца - так уже прозвали Монте-Кристо, - как на авантюриста, избравшего новую арену деятельности, или как на сбежавшего преступника, чем как на князя папского престола или султана из "Тысячи и одной ночи".
"Sir," said Villefort, in the squeaky tone assumed by magistrates in their oratorical periods, and of which they cannot, or will not, divest themselves in society, "sir, the signal service which you yesterday rendered to my wife and son has made it a duty for me to offer you my thanks.	- Милостивый государь, - сказал Вильфор тем визгливым голосом, к которому прибегают прокуроры в своих ораторских выступлениях и от которого они не могут или не хотят отрешиться и в разговорной речи, - милостивый государь, исключительная услуга, оказанная вами вчера моей жене и моему сыну, налагает на меня в отношении вас долг, который я и явился исполнить.
I have come, therefore, to discharge this duty, and to express to you my overwhelming gratitude."	Позвольте выразить вам мою признательность.
And as he said this, the "eye severe" of the magistrate had lost nothing of its habitual arrogance.	И при этих словах суровый взгляд Вильфора был полон всегдашнего высокомерия.
He spoke in a voice of the procureur-general, with the rigid inflexibility of neck and shoulders which caused his flatterers to say (as we have before observed) that he was the living statue of the law.	Он произнес их обычным своим тоном главного прокурора, с той окоченелостью шеи и плеч, которая заставляла его льстецов утверждать, что он живая статуя закона.