Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Приехав в Петербург и узнав на вокзале о благополучном избавлении Государя от опасности, граф, не переодеваясь, отправился в Зимний дворец и, возвратясь оттуда, объявил нам, что в Астрахань он больше не возвратится, а едет в Харьков, куда назначается генерал-губернатором. 5-го апреля вышел указ об учреждении временных генерал-губернаторов, облеченных чрезвычайной властью, в С.-Петербурге, Харькове и Одессе, а 20-го наше неизменное трио, т. е. граф, я и ординарец его Писарев, выехали в Харьков на неведомую деятельность. Говорю «неведомую» потому, что кроме коротенького указа об учреждении должности временных генерал-губернаторов, никаких других указаний и инструкций дано не было, зачем едем и что должны делать — было неизвестно, ни одной копейки денег и ни одного человека не отпущено. Вся эта метаморфоза произошла так быстро и неожиданно, что мы не успели даже привести в порядок наших костюмов и, обносившись в странствиях по астраханским степям, представляли по внешности жалкое зрелище. Как теперь вижу графа в истрепанной военной шинели, с повязанным на шее кожечным гарусным шарфом. Мы, его «свита», имели еще более плачевный вид. Я обратил внимание на это графа: «Нельзя сказать, чтобы въезд в Харьков полномочного царского представителя имел торжественный характер». — «Пустяки, братец, — отвечал мне граф, — не важно, как мы въедем, а как выедем». И действительно, когда 10 месяцев спустя граф был уже в Петербурге и в Харьков пришло известие о неудавшемся покушении на его жизнь, в церквах служили молебны, весь город осветился иллюминацией, толпы народа наполняли улицы и все без исключения выражали искреннюю радость.

На вокзале графа встретили представители всех гражданских ведомств и городского управления, но зато вполне отсутствовали высшие военные власти, что для него, как старого, заслуженного, храброго воина было всего чувствительнее, тем более что эта невежливость была умышленная. Мало того, что командующий войсками генерал Минк-виц¹, будучи во всех отношениях младшим, не только не счел нужным приехать сам, но распорядился не оказать графу внимания, на которое тот имел право, не выставил почетного караула. Граф по наружности не выказал ни малейшего неудовольствия: напротив, приехав в гостиницу, он тотчас же переоделся в полную парадную форму, отправился к Мин-квицу и, вытянувшись перед ним во фронт, произнес обычную фразу: «Честь имею явиться вашему высокопревосходительству, временный харьковский генерал-губернатор генерал-адъютант граф Лорис-Мели-ков». Этим поступком он сразу поставил 1е$ пеиг$ с1е $оп с61ё*.

Вообще, Харьков встретил графа не особенно дружелюбно. Несколько дней спустя, когда генерал Минквиц был рке уволен от должности командующего войсками с назначением членом военного совета и харьковое общество давало ему прощальный обед, один из ораторов, перечисля заслуги (?) Минквица, воскликнул... «вот вместо этого заслуженного деятеля прислан сюда никому не известный, неведомый нам генерал». Граф только улыбнулся, но в ответ на предложенный за его здоровье тост сказал, между прочим, что ему и в мысль не приходило ставить свои заслуги в параллель с заслугами генерала Минквица, что он не сомневается, что Харькову имя его, графа, не знакомо, так как он для него ничего еще не сделал, но что употребит все усилия вывести свое имя из неизвестности. Такая ироническая речь, сказанная притом с присущим графу ораторским искусством, тут же завоевала ему общие симпатии.

Прежде чем действовать, граф пожелал ознакомиться с положением дел. Для этого он обратился к содействию местных высших судебных чинов, достойных полного уважения.

Харьков находился тогда в состоянии некоторой анархии. За три месяца до его приезда был убит местный губернатор кн. Кропоткин²; в университете и в ветеринарном институте происходили крупные беспорядки, прекращаемые военною силой и даже казачьими нагайками; студенты учением не занимались, своевольничали и доходили до такого безобразия, что, например, на похоронах одного из своих то-

Окружающих на свою сторону (фр )-

варищей несли открыто по улицам венок с надписью: «От социалистов — социалисту»³; высшая учебная власть и учебный персонал не пользовались никаким авторитетом; даже школьники, гимназисты и гимназистки, были так распущенны, что появлялись безнаказанно в загородных кафе-шантанах, что вынудило графа опубликовать приказ по полиции о недопущении воспитанников к соблазнительным зрелищам и обратиться с таким же печатным увещаниям к родителям и наставникам⁴; полиция была в таком неуважении, что не проходило ни одного дня, чтобы агенты ее не подвергались оскорблениям и словами, и действием.