Читаем Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники полностью

Вечером я зажег себе свечу и под мирный, невозмутимый храп П.А. Измайлова, жившего в моей палатке, напролет всю ночь, до утра, писал с лихорадочною страстностью свою статью «О системе войны в Малой Азии»6. Я сделал над собою неимоверные усилия, чтобы возвыситься до самых верхних высей научной объективности и сухости, чтобы воздержаться от всякой резкости, могшей погубить статью: мне так хотелось, чтобы она немедленно же была напечатана, чтоб она прошла цензурные тиски, чтобы в ней усмотрели лишь теоретическое суждение, а не критику данного положения. По форме я вполне достиг своей цели. Полагаю, что трудно отыскать другой образчик беспощадной критики основ дела, облеченной в более безобидную, деликатную форму спокойно научного изложения. Читателя, интересующегося сущностью описываемых событий, я попросил бы сходить в публичную библиотеку, прочесть эту статью, целиком напечатанную в газете «Обзор», в апрельских номерах 1878 г., чтоб убедиться, что ее взгляды и приговоры суть те самые, которые несравненно позже выражены были всеми, без исключения, авторитетами военного дела, писавшими у нас и в Европе о войне 1877 года в Малой Азии.

Я заикаюсь об этой статье для того, чтобы показать всю возвышенность души М.Т. Лорис-Меликова. По существу, статья всецело направлена была против него. Он ее в этом смысле и понял, и она глубоко запала в его памяти: по окончании войны не было случая моей встречи с ним без того, чтоб он не заводил речи об этой статье. Шесть лет спустя он в Петербурге целый час употребил на спор со мною по поводу «абсолютности» моих суждений. И, тем не менее, если эта статья сделала свое дело, если она кем и была поддержана, защищена, если она увидела свет божий, то ему одному или ему по преимуществу я обязан был этим. Он ее разрешил к печатанию тотчас же, как она была написана, перед выступлением в бой 5-го августа. Но тифлисская военная (штабная) цензура запретила ее напечатание. В половине августа, уже после дела 13-го числа и взятия Мухтаром Кизил-Таны, Д.А. Кобяков прислал мне в лагерь корректурные листы для обжалования перед начальником армейского штаба решения местного цензора А.М. Щербакова. М.Т. Лорис-Меликов великодушно вызвался быть моим адвокатом. Он лично просил И.И. Павлова (начальника армейского штаба) и главнокомандующего разрешить напечатание статьи. После отказа И. И. Павлова главнокомандующий передал статью на безапелляционное решение Н.Н. Обручева7, перед тем присланного из Петербурга от военного министра, а ныне начальствующего Главным штабом. М.Т. и перед ним замолвил за меня словечко, посоветовав мне отправиться лично хлопотать и уполномочив меня уверить Н.Н. Обручева, что он, Ло-рис, ничуть не обижается замечаниями статьи. Генерал Обручев сразу успокоил меня, даже не выслушав, замечанием, что статья будет разрешена к печати, но не раньше, как через месяц, когда изложенный в ней план действий будет уже приведен в исполнение с некоторыми изменениями и дополнениями. Разрешить же раньше того опубликование этой статьи значило бы подвергнуться опасности раскрыть глаза неприятелю, который укрепит слабый свой пункт — пространство между нынешним расположением его полевых войск и крепостью Карсом.

Само собой разумеется, что я уже не настаивал на разрешении напечатать статью: этим самым она теряла для меня всякий интерес. Позже я ее напечатал только потому, что по болезни мне нечем было наполнить фельетоны «Обзора».

XIII

Ни эта статья, ни ее «критики», ни мои прямодушные суждения о делах и поступках Лориса ни на волос не испортили чисто дружеских, сердечных моих с ним отношений. По-прежнему он относился ко мне с доверием и любовью, делясь со мною и радостями своими, и печалями. Скажите, положа руку на сердце, как ко мне и к моим независимым сркдениям отнеслось бы при подобных обстоятельствах огромнейшее большинство наших современников?

Эти факты еще более содействовали укоренению во мне глубокого уважения к Михаилу Тариеловичу. Я проникся к его личности положительной любовью, проявлением которой мешало лишь опасение прослыть за куртизана всесильного человека...

XIV

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии