После неоднократных совещаний они положили сделать это так: когда Государь по окончании
смотра будет объезжать войска и благодарить за службу, то всем офицерам — конечно,
участвовавшим только в заговоре — встать на колена и, обратя этим на себя внимание Государя,
выразить свою претензию. Но так как заговорщики не были вполне уверены друг в друге и
сомневались, что каждый из них не спасует в решительную минуту и выполнит данное обещание,
то и нашли необходимым связать себя взаимною присягою. С этою целью по окончании последней
репетиции смотра все общество собралось в квартире капитана Матвеева, куда пригласили и
младшего полкового священника, отца Тимофея Камчатова, но лишь только этот последний успел
надеть епитрахиль и провозгласить: «Мы, нижеподписавшиеся!..», как вдруг, о ужас! входит фон
Фрикен...
- Что здесь за сборище? — крикнул он. — Почему ротные командиры пустили свои роты при одних
фельдфебелях?
Само собою разумеется, что появление фон Фрикена, которого офицеры называли «полковым
воротилой», а солдаты — «Федором Кулаковым», произвело на заговорщиков то же действие, как
падение бомбы, и расстроило все их предположения.
Из всей собравшейся тут компании не потерялся, кажется, один только поручик Евфимов, который
вышел вперед и объяснил грозному полковнику, что они собрались с целью отслужить общий
молебен о благополучном окончании предстоявшего Высочайшего смотра, для сего и пригласили
«батюшку». Как ни казалось такое объяснение естественным, но фон Фрикен не обратил на него
никакого внимания и разогнал всех по своим местам. Первым поспешил отретироваться отец
Тимофей.
В это время Аракчеев осматривал работы по постройке домов фурштатской роты, расположенной
в семи верстах от полкового штаба. Дали ли ему знать о происходившем собрании, или он сам
подозревал что-либо не совсем обыкновенное, но только на возвратном пути граф, не заезжая,
против обыкновения, в штаб полка, проехал полевою дорогою в свое имение Грузино.
Собраться снова, чтобы осуществить свое намерение — скрепить замысел присягою, никто из
офицеров теперь уже и не думал. Все понимали, что дело не выгорело, пропало и что начальству
все известно и оно не
замедлит принять необходимые меры... Действительно, вскоре после этого начальник штаба
военных поселений Клейнмихель (впоследствии граф и министр путей сообщения) потребовал к
себе капитана Иванова, штабс-капитана Титкова, поручика Евфимова и прапорщика Галкина (за
что и за кого пострадал этот последний — невинная душа — один Бог знает) и объявил им
Высочайшую волю... Посадили их с фельдъегерем в почтовые тележки — и след простыл... только
в приказе отпечатали, что «такие-то офицеры имени моего полка переводятся на службу в дальние
сибирские гарнизоны»...
Надо, однако ж, заметить, что Клейнмихель при прощании с ссыльными со слезами на глазах дал
им слово, что через год они будут возвращены. Обещание это действительно было исполнено:
Евфимов и Титков возвратились в тот же полк, а двое других — в армию.
Три раза в год, а именно в первый день св. Пасхи, в Рождество и в день св. Апостола Андрея
Первозванного, шеф полка, граф Аракчеев,
то есть, конечно, не всех, а по одному унтер-офицеру и рядовому от каждой роты, что составляло
команду в 24 человека. Приглашение это делалось всегда собственноручною запискою Аракчеева
следующего содержания: «Шеф полка просит достойных гренадер к такому-то числу пожаловать к
нему и разделить с ним трапезу».
По получении в полковом штабе такого приглашения сейчас же писались в роты записки о
назначении желающих, а в случае отсутствия таковых — о наряде людей на шефский обед.
В 1823 году к празднику Андрея Первозванного, 30 ноября, получено было в полку обычное
приглашение. Я был тогда еще подпрапорщиком и, по заведенному в полку порядку, исполнял
службу наравне со всеми унтер-офицерами. Из любопытства ли или же из какого-то совершенно
непонятного теперь для меня честолюбия я отправился к ротному командиру с просьбою
назначить меня на графский обед.
Наряженный уже на эту
охотник до шефских обедов — и, конечно, с удовольствием уступил мне свое место. Начались
приготовления — чистка амуниции, мундира и т.п. Все пригонялось, осматривалось,
переделывалось и снова пригонялось и осматривалось, пока опытный глаз командира не находил
уже никаких погрешностей.
Сборным пунктом нашей команды назначен был правый фланг полка, то есть во 2-й гренадерской
роте, откуда мы 30 ноября, ранним утром, под начальством фельдфебеля Якова Гавриловича
Протопопова (любимца Аракчеева) и при одной конной подводе отправились к месту торжества —