Как я уже выше упомянул, в 1923 году партия откомандировала меня со службы ЧК, согласно моей просьбе, для продолжения образования. Таким образом, в ЧК в общей сложности я прослужил всего два года. Но прошло еще немало времени, прежде чем мне удалось поступить в высшее учебное заведение. По распоряжению партии я был командирован на работу в Центросоюз Грузии, сперва в качестве инструктора кооперации, а затем секретарем правления Центросоюза. Я не буду описывать не представляющей собой общественного интереса моей работы в Центросоюзе. Отмечу, что к этому времени мое разочарование в большевизме стало говорить во мне все сильнее и сильнее. Конечно, это не могло не отразиться на моем внешнем поведении, выходившем, таким образом, нередко за пределы установившихся в советской практике обычаев и нравов. Я не буду перечислять все такие случаи, и лишь для того, чтобы дать читателю некоторое общее представление о той «ереси», в которую я впал, приведу один эпизод.
Дело в том, что в описываемое время в среде грузинской коммунистической партии возникло и стало выражаться все ярче и ярче определенное течение в сторону национального движения. На советском жаргоне всякое самостоятельное, сколько-нибудь выходящее из сферы откристаллизовавшейся советской мысли движение, как известно, называется уклоном… Читатель, конечно, знает, что таких уклонов имеется п+1. Мое сочувствие этому «уклону» было зафиксировано на одном из заседаний комячейки Центросоюза, в котором я голосовал вместе с друзьями против одного из решений ЦК партии по поводу национального вопроса.
Увы, в свободной России проявление сколько-нибудь самостоятельной, не продиктованной свыше мысли является уже «преступным», а потому и наказуемым. Таким образом, факт моего голосования в неугодном ЦК партии направлении сразу же поставил меня и моих друзей в ряды оппозиции. Немудрено поэтому, что над всеми такими неугодно мыслящими начался ряд экспериментов или педагогических воздействий. Меня, так же как и других «уклонистов», стали перебрасывать с места на место, конечно, в интересах нашего «вразумления»… Но этот уклон не только не исчез, но все более расширялся, часто внешне выражаясь определенной подпольной работой.
Эта борьба с оппозицией, параллельно росту ее, все увеличивалась и принимала все более грозный характер и, начавшись с выговоров, перемещений, исключения из партии, закончилась по «сталинскому обычаю» арестами, высылками и расстрелами. Так, я в конце концов был «вынужден выехать» из родного города и жить в Мурманске[7]— на поселении. Благодаря старым связям мне удалось спустя некоторое время полулегально выбраться из Мурманска и попасть в Ленинград.
Здесь мне пришлось уже вплотную принять участие в нелегальной работе в оппозиционных большевизму организациях. Мы имели свои явки, конспиративные квартиры и даже нелегальную типографию, где печатались, а потом распространялись по заводам и фабрикам наши листовки в тысячах экземпляров. Мы были не чужды также и известных активных выступлений. Так, однажды в канун праздника Октябрьской революции в Ленинград приехали нелегально Троцкий, Евдокимов, Радек и др. Было назначено собрание оппозиционеров, на котором Троцкий прочел доклад, после чего была выработана тактика нашего выступления на октябрьских торжествах, направленная против сталинской бюрократии.
Утром в день торжеств на Красной площади была устроена правительственная трибуна, где находились все ленинградское губернское правительство, а также приехавшие из Москвы гости: Ворошилов и др. Рядом с этой трибуной стояла и наша, то есть трибуна оппозиции. На ней находились Троцкий, Радек, Евдокимов и др. После парада войск стали дефилировать рабочие организации. И проходя мимо нашей трибуны, рабочие приветствовали Троцкого и других оппозиционеров криками:
— Да здравствует оппозиция!
Долой диктатуру Сталина!
Эта явно сочувственная оппозиции демонстрация вызвала на первой, «сталинской» трибуне заметное замешательство. Находившиеся на ней заволновались, стали переговариваться, жестикулировать…
Но вот подошла многочисленная демонстрация рабочих Путиловского завода. Она шла стройно, неся свои знамена… Приблизившись к нашей трибуне, многие из рабочих, расстраивая ряды, бросились к нам с криком «Да здравствует Троцкий, вождь оппозиции!». Это внепрограммное выступление части рабочих произвело беспорядок. И тотчас же в толпу рабочих врезался отряд конной милиции с шашками наголо. Но не пуская в ход оружия, он стал приводить процессии в порядок. Рабочие же с криками «Долой красных городовых!» набросились на милиционеров и голыми руками стали вырывать у них сабли, а самих стаскивать и сбрасывать с лошадей. Тогда на нас пустили роту войск ОГПУ, которая и разогнала нас… Это было в «пролетарской свободной России»!..