Готы

Мы с вами, уважаемый читатель – люди, ко всему привычные. Всемирная литература, достигшая почти 3000-летнего возраста, содержит описание великого множества интриг и перипетий. Да и неустанно тиражируемые современными СМИ игры спецслужб с их двойными, тройными и четвертными агентами много чему нас научили. И все же в том, что разыгралось в конце IV в. по Р. Х., сразу после смерти Феодосия I Великого, в Новом Риме и вокруг него, между Новым Римом, Ветхим Римом и Равенной, не так-то просто разобраться. Но, к счастью, в данной книге, посвященной готам, нас интересует в основном Аларих. И потому мы можем со спокойной совестью не вдаваться в детали, связанные с интригами и преступлениями Руфина, Евтропия и прочих – «имя им легион». Ограничимся лишь одной констатацией. Евнух Евтропий был разозлен поступком Стилихона. Каженник (как называли евнухов наши славянские предки) счел его изменой «римскому сенату и народу» по древней формуле, которая все еще была в полном ходу, несмотря на свою очевидную бессмысленность, как и словосочетание «Римская республика» (применявшееся, правда, только к латинским провинциям империи) и как лишившийся всякого смысла титул императора римлян, используемый автократорами, продолжавшими именоваться «Цезарями» и «Августами», как якобы законными преемниками «первых среди людей, царствовавших над первым среди народов» (Гиббон). Разгневанный скопец распорядился конфисковать всю движимость и недвижимость Стилихона на территории восточной половины Римской империи. Конфискация чужого имущества вообще относилась к числу любимых занятий зловредного евнуха.

Конечно, Стилихон, выпустив готского зверя из ловушки, в которую сам же его и загнал, чтобы сделать царя вестготов собственным союзником, поступил не в духе «староримской доблести», приверженцем которой он себя всегда провозглашал, ведь не добить старого врага означало создать врага нового – пусть не себе, но своему императору Аркадию, призвавшему (пусть и через Евтропия) доблестного вандала, чтоб тот его от этого врага избавил. Должно быть, Стилихон приводил в оправдание следующие доводы: дав Алариху уйти, он хотел навредить не своему императору, а его недостойному советнику Евтропию, коварством и злодействами поднявшемуся из рабского состояния до высот почти безраздельной власти над Восточной империей, дожившей до того, что вандальский князь на римской службе и лукавый царедворец без тестикул могли решать ее судьбу, яростно перетягивая, как канат, юного импотента-императора…

Ситуация стала еще более гротескной, когда кастрат Евтропий открыто начал войну со Стилихоном, естественно, не силой оружия – это было исключено. Каженник понимал, что никогда германские и гуннские «федераты» (других войск у него не имелось) не пойдут на войну под его командованием, ибо эти представители двух диких, но гордых народностей, отличавшихся ярко выраженной маскулинностью, имели соответствующий кодекс чести. В лучшем случае они презрительно смеялись надо всем, что было важным для Евтропия. Поэтому лукавый царедворец решил навредить Первому Риму иным способом, взяв под прицел Северную Африку – Римскую провинцию, снабжавшую Западную империю зерном, в то время как Египет служил житницей империи Восточной.

Италия с ее большими городами, полными потомственных бездельников, желавших не зарабатывать себе трудом на хлеб, а получать бесплатную «аннону» (или, по-современному – «велфэр»), всегда зависела от ввоза зерна. Долгое время зерно поступало в нее (в первую очередь – в Рим) из Александрии, с Евксинского понта, но по мере усиления и все большего отчуждения Восточной Римской империи от Западной – во все большей степени из Северной Африки (Ливии), необычайно плодородной в те времена области, отличавшейся высоким уровнем развития сельского хозяйства еще со времен господства в ней пунов-карфагенян. Главарь морских разбойников Секст Помпей, перехватывая шедшие в Италию транспорты с зерном, мог оказывать давление на Октавиана Августа. Ведь вечно голодный римский «плебс урбана»[418] быстренько разделался бы с принцепсом, не обеспечивающим его даровым хлебом. Теперь, при Гонории и Стилихоне, Ливия опять стала «ахиллесовой пятой»[419] Западной империи.