Читаем Гостомысл полностью

Возгарь, думая о том, что князь приехал по доносу на его воровство, совсем потерял голову от страха. Обнимая сапоги князя, и обливаясь слезами и рыдая, он что-то невнятно бормотал.

Князь, занятый мыслями о скором нападении на город данов, рассвирепел.

— Поставьте этого дурака на ноги! — приказал он дружинникам.

Дружинники подняли посадника. Но так как он не хотел стоять на ногах, или не мог, и все время сползал на землю, то пришлось им держать его под руки.

— Дурак, отвечай — готов ли город к обороне или нет? — зло спросил князь.

Возгарь побледнел еще больше, но ничего внятного ответить не смог. В его голове словно заклинило, он только и бормотал, — прости, прости.

— Значит, город не готов? — сделал вывод князь.

— Прости, —- повторил сотый раз посадник.

Чаша терпения князя переполнилась, и он крикнул:

— Повесить его! Повесить негодяя на городских воротах, чтобы все видели, как я наказываю бездельников!

Дружинники потащили Возгаря к воротам, где уже кто-то особенно ловкий перебрасывал веревку через перекладину.

Висеть бы посаднику на потеху народу и корм воронам: эти твари, необыкновенно чуткие на падаль, уже заняли удобные места на стене, чтобы, как только грешника подвесят, успеть полакомиться глазами.

Спас Возгаря его приятель Сбыдя. Неожиданным приездом князя он был перепуган не меньше Возгаря. Однако ушлый ключник, из-за воровства не раз и ранее попадавший в подобное неприятное положение и до сих пор выходивший сухим из воды, быстро сообразил, что на этот раз князь приехал не по их душу.

Да и не стал бы князь тратить свое время на разбирательство с воришкой, — он прислал бы боярина, и тот бы рассудил все на месте и привел приговор в исполнение.

В общем-то, на Возгаря Сбыне было наплевать, но он подумал, что если князь вместо Возгаря назначит другого посадника, то его прибыльному делу придет конец: по крайней мере оно остановится на некоторое время. И еще неизвестно, удастся ли найти общий язык с новым посадником. Ведь, как известно, новые начальники предпочитают иметь рядом с собой известных им людей.

Поэтому, когда Возгаря потащили к воротам, Сбыня поднял голову и крикнул:

— Погодите! Князь не казни Возгаря!

Князь взглянул на Сбыню и, узнав его, проговорил:

— Ага, ключник! Ну, так скажи, — почему же я не должен казнить ленивого посадника?

Сбыня встал, отряхнулся и проговорил:

— Потому что город готов к обороне.

— Готов?! —спросил князь таким грозным голосом, что многие почувствовали, как у них сердце юркнуло в пятки.

— Готов! — твердо ответил Сбыня, и его смелость удивила князя.

— Погодите! — сказал он дружинникам, которые уже накинули веревку на шею несчастному посаднику, — приведите его сюда.

Дружинники подтащили посадника обратно к князю.

— Ты еще жив? — спросил князь.

— Жив, жив, — радостно сообщил Возгарь.

— Говорить можешь?

— Могу.

— Ну, так ответь, готов ли город к обороне или нет?

— Как же город не готов к обороне? Готов, готов!

— А чего тогда плетешь? — спросил князь и покосился на штаны посадника, — на штанах виднелось большое мокрое пятно, и от него пахло мочой и свежим человеческим дерьмом.

Угроза смерти заставила мозги Возгаря необыкновенно быстро работать, и он уже догадался, что князь разгневан совсем не потому, что Сбыня попался с воровством. Скорее всего, случилось что-то другое.

«Но что»? —- подумал Возгарь и соврал: — Князь прости...

Князь недовольно поморщился.

— Это я от болезни сболтнул то, что не надо, — сказал Возгарь.

В глазах князя появилось подозрение.

— Какой такой болезни? — спросил он.

— В спину мне стрельнуло, — плачущим голосом сказал Возгарь.

Князь окинул его взглядом.

Возгарь, с крашенной в рыжий цвет бородой и усами, был такой толстый, что его живот с трудом сдерживал широкий кушак.

Буревой подумал, что для боя такой толстяк вряд ли пригоден, но посаднику незачем самому махать мечом, у него другое дело.

Но бледное, как мел, лицо посадника свидетельствовало, что он действительно был болен.

— Толком о положении в городе доложить можешь? — спросил князь.

— Могу, — попытался поклониться Возгарь.

Князь нетерпеливо топнул ногой.

— Хватит кланяться и причитать. Докладывай по делу!

— Князь-батюшка, городок подготовлен к осаде, — быстро затараторил Возгарь и начал перечислять. — Вал подсыпали весной, тогда же и стены подправили; запасов оружия и стрел достаточно; у кузнецов запасено железо, поэтому, если понадобится, они накуют еще топоров и наконечников для копий. Запасов продовольствия в городе на два года.

Князь удовлетворенно кивнул головой.

— Вот это другое дело. А то плетешь что-то: скулишь, как побитый пес. Прямо, как девка, нечаянно согрешившая с проезжим молодцем.

Возгарь натужно хихикнул.

— Медвежья лапа провел проверку княжеских запасов; их тоже достаточно, чтобы высидеть длительную осаду, — сказал Возгарь.

— Воняет от тебя дерьмом, — сказал князь и потерял интерес к посаднику. Теперь он занялся городскими старшинами.

— Идите сюда, господа старшины, — сказал князь.

Старшины приблизились к нему и с достоинством поклонились.

— Люди у вас есть оборонять город? — спросил князь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза