Читаем Гостомысл полностью

— Да, это правильно, что ты обращаешься ко мне — твой отец нам всегда помогал бороться с разбойниками. Недавно разбойники приходили к нам, требовали дани, а когда жители разбежались, сожгли деревню. Но чтобы воевать с разбойниками на твоей стороне, мне надо посоветоваться с дружиной.

— Конечно, — сказал Гостомысл.

Вяйне прищурил глаз и сказал задумчиво:

— Неплохо было бы все же позвать кривичей и дружественные нам племена.

— Я говорил с варягами, — проговорил Стоум, — обещают уговорить своих старшин, чтобы выставили против данов городскую дружину; варягам даны тоже не нужны; даны им мешают в торговле.

Лицо Вяйне посветлело, и он сказал:

— Если варяги тебе помогут, то это будет хорошим известием.

— Варяги словенского племени, а потому помогут своему князю — и дружиной и деньгами, — твердо проговорил Гостомысл.

Стоум криво усмехнулся и заметил:

— А как же им не помочь нам... если свободно торговать хотят.

Пир закончился за полночь.

Многие бояре, сильно подвыпив, легли спать тут же на лавках. Кого-то слуги под руки отвели домой.

Ратиша на пиру, глядя на князя, хмельного меда не пил, потому оставался трезв, только сильно устал.

Поэтому он сопровождал Гостомысла, когда тот провожал князя Вяйне, как принято обычаем до ворот.

Князья шли впереди и о чем-то вполголоса разговаривали, рядом с ними шел Стоум^ — тоже трезвенник.

А Ратиша и воевода Йовка на несколько шагов отстали.

Они шли молча, но когда князья дошли до ворот, Йовка придержал Ратишу и проговорил:

— Молодой боярин, как я вижу, ты близкий друг князя Гостомысла, и он поверяет тебе свои мысли.

Ратиша кивнул головой и сказал:

— Князь относится ко мне благосклонно, и даже поручил набрать молодую дружину.

Йовка переступил с ноги на ногу. Кашлянул. Затем сказал:

— Ратиша, я думаю, что наша дружина не будет возражать князю Вяйне в его желании помочь князю Гостомыслу.

Йовка замолчал, словно заколебался, стоит ли дальше высказывать свою мысль, и по его заминке Ратиша понял, что сейчас он скажет нечто важное, но крайне деликатное, потому что старый воевода не будет зря тратить время на хотя и любимого, но молодого воина.

Йовка поднял голову и сказал

— Небо пасмурное. Зима наступает...

Ратиша ждал.

Йовка по-приятельски хлопнул по плечу Ратиши, и неестественно весело проговорил:

— А что, Ратиша, неплохо было бы, если бы наши князья стали родственниками...

Еще пару месяцев назад Ратиша стал бы с карельским воеводой рассуждать на эту тему. Однако за это время многое изменилось, Ратиша многого еще не знал, но он уже уяснил главное — если хочешь остаться в друзьях князя, то свое мнение лучше не высказывать. Князю нужны исполнители.

И так как все князья были одинаковы, то Ратиша не понял, зачем карельский воевода завел этот разговор.

На секунду задумавшись, он внимательно взглянул в лицо воеводе — не пьян ли? Не пьян.

Взглянув на Ратишу и убедившись, что тот запомнил его слова, Йовка усталым тоном проговорил, — князь, поди, уже заждался меня, — и тяжелым шагом поспешил к своему князю.

Когда карелы в сопровождении стражи из карельских и словенских мечников ушли, Ратиша обратился к Гостомыслу:

— Князь, воевода Йовка в разговоре со мной намекнул, что неплохо было бы, если бы ты и князь Вяйнемяйнен породнились.

— Он пьян, наверно, — проговорил Гостомысл.

Но Стоум отнесся к произошедшему разговору со всей серьезностью.

— Князь, воевода Йовка не пьян. Я его хорошо знаю, и знаю, что он пустые разговоры вести не будет, — возразил он.

— Хорошо, — зевнул Гостомысл. — Если за словами воеводы скрывается что-то серьезное, то давайте обсудим это завтра с утра. Сейчас я спать хочу.

— Утро вечера мудренее, — согласился Стоум. — Завтра и обсудим. А пока... — он обратился к Ратише: — Ратиша, друг, никому не говори о том, что сказал тебе Йовкахайнен. Дело скользкое, а потому в этом деле осторожность не будет лишней.

<p>Глава 75</p>

Два дня старшины отдыхали в усадьбе Медвежьей лапы.

Боярин гостей своих принял радушно. Для них истопили баню, сытно покормили. Уложили спать в мягкие постели.

На второй день после обеда старшины устроились дремать на сеновале. Осеннее солнце пригревало крышу сеновала, солнечные лучи янтарной струей падали на разворошенное сено.

Пахло медом и мятой.

Тишила взял пучок сена, поднес к лицу и жадно вдохнул

— Хорошее сено у боярина, — сказал он.

Лисий хвост повернулся с бока на спину и сонно проговорил:

— Хорошее. Потому молоко у него сладкое.

— Корову надо кормить хорошей травой, тогда и молоко будет сладким. А для этого из сена надо вычесывать полынь и другую дурную траву, — сказал Тишила.

— Для этого нужны добросовестные работники, — сказал Лисий хвост.

— У боярина много работников, — потянулся Тишила.

— Да, доброе хозяйство у боярина, и скота много, и борти есть. Многое чего у него есть, — сказал Лисий хвост.

— Не дай бог, нагрянут разбойники, — сказал Тишила.

— Такую усадьбу малым войском не взять. Медвежья лапа и свою дружину может собрать не хуже, чем у иных князей, — сказал Лисий хвост и, услышав шаги внизу, замолчал.

— Добро ли отдыхаете, старшины? — послышался снизу голос Медвежьей лапы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза