– Стыдись! – возмутился Бракс. – И ты еще называешь себя демоном! Так легко сдаться! Даже не попытаться вернуть золотые дни! Ты помнишь прежнюю Голоадию? Демон тогда был демоном, а слизь – всего лишь слизью. Помнишь, как на каникулах бегали потешаться над пропащими душами? Помнишь первый глоток горячей магмы, которым ты обжег себе нёбо? А помнишь, как ты впервые попробовал Сладкий Демонский Пирог и в нем оказалось столько черники, что у тебя губы склеились? Это не просто приятные воспоминания. Прежнюю Голоадию можно вернуть! И любой демон снова сможет гордиться тем, что он – скромный торговец подержанным оружием! – Бракс умолк, едва сдерживая слезы, но вскоре справился с собою. – Пришло время и мне прочесть свое произведение:
Он смахнул скупую мужскую слезу и вполголоса добавил:
– Голоадия навсегда!
– Слушайте! – насторожился Дилер Смерти. – Там еще что-то!
Мы затаили дыхание. Может быть, меня согревала тайная надежда, что появится кто-то или что-то, чего так боится всемогущий Гакс. Но я и на этот раз не услышал ничего, кроме гула толпы, политических стишков Гакса Унфуфаду и урчания слизеварни.
– Сзади! – уточнил Дилер.
И тогда я услышал! Это был топот и три голоса, твердящие в унисон:
– Мы пришли собрать вас!
Я совсем забыл о Сборщиках Ужаса! Какой удачный момент, чтобы сцапать нас всех сразу! Нельзя было этого допустить!
– Проклятие! – озвучил мои мысли Хендрик. – Что делать?
– Есть только один путь, – спокойно заметил Дилер Смерти. – Вперед, к нашей цели! – И с этими словами он со всех ног побежал к… слизеварне.
– Он прав! – согласилась Нори.
– Пр-роклятие! – загрохотал Хендрик.
– Возрождение! – подхватил Ззззз.
– Голоадия навсегда! – воскликнул Бракс.
– Ип-ип! – хором поддакнули хорьки.
– Зачем я только ввязался в это! – возопил Снаркс.
– Извините, но у меня срочное дело, – пробормотал окончательно сбитый с толку Эмир.
Все, кроме него, побежали, продираясь сквозь толпу демонов в сторону слизеварни. Что мне оставалось делать? Я к ним присоединился.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
«Есть правда и есть ложь, и нет на Земле и в Голоадии ничего такого, что не являлось бы либо тем, либо другим. За исключением политики».
На бегу я выхватил меч.
– Опять! – взвыл Катберт. – Эй, берегись! Вокруг полно демонов!
– Мы пришли собрать вас для Гакса! – неслись над толпой голоса трех чудовищ. Они были уже совсем близко. Демоны в замешательстве топтались на месте, толкая друг друга. Я в ярости сметал с дороги их поганые плакаты и локтями прокладывал себе путь в толпе. Только бы уйти от Сборщиков!
–. Мы вцепимся в вас зубами и когтями! – декламировали хором мерзкие твари.
– Нет! – убивался Катберт. – Не хочу я с ними рубиться! Хватит с меня зеленой крови!
Демоны, напуганные говорящим мечом, бросились врассыпную – путь был свободен! Все-таки от Катберта есть кое-какая польза!
– Послушай, – доверительно шепнул меч, – тебе никогда не приходило в голову, что меня можно использовать иначе? Помимо способности резать и крушить мне присущи и другие весьма ценные качества. Я не только большой специалист по дальней связи и свечению в темноте, но и прекрасно нарезаю… сыр!
Отпихнув маленького зеленого демона, имевшего несчастье подвернуться мне под ноги, я поднял меч над головой и принялся вращать им с самым угрожающим видом. Еще дюжина демонов в страхе разбежалась.
– Так вот, – продолжал Катберт, – я способен выполнять более ста одной домашней обязанности, но разве кто-нибудь когда-нибудь вспомнил об этом? Никогда! Только и слышишь: «Катберт, рази! Катберт, круши!»
Громовой голос провозгласил:
Значит, Гакс наконец заметил нас.
– Какой крупный демон! – плотоядно воскликнул Дилер Смерти. – Он, помнится, ускользнул у меня из рук перед тем, как мы свалились в Голоадию! Ничего, теперь-то я его достану! – Дилер радовался как ребенок. – Никогда мне еще не доводилось душить по-настоящему крупного демона! Может, и дикий кабан не понадобится, если с этим громилой все получится! – И он попер сквозь толпу с удвоенной энергией, расшвыривая демонов, как котят.
Почуяв неладное, Гакс заверещал:
– Проклятие! – Хендрик расчищал себе дорогу, круша демонов заколдованной дубинкой. А те, что успевали увернуться, доставались мне. Путь к платформе был почти свободен, и в следующем стихотворном шедевре Гакса звучали панические нотки: