Госпожа

Очень тяжелым оказался тот 1915 год. Эйфория первых дней войны уже прошла и стало ясно, что ничего кроме смерти, обнищания и голода она не несет. А голодный он более всего ненавидит рядом живущего сытого. Под эту порцию завистливой ненависти вместе с немцами, господами, попала и Ксения. Она то чувствовала инстинктивно и старалась без пущей надобности в деревне не появляться, тем более, что едва ли не день ото дня становилась все более цветущей, наливалась словно расцветающая роза. Само собой в столь голодное время это воспринималось как вызов влачащим жалкое существование односельчанам.

Весной 1916 года Николай Николаевич, так и не оправившись от болезни, скончался и был похоронен в фамильном склепе. Чуть позднее летом того же года мужа Ирины Николаевны на фронте тяжело ранило и она поехала к нему в Петербург, где он лежал в госпитале. В имении не осталось хозяев, прислуга без догляда ленилась и мало помалу усадьба стала приходить в запустение. До февраля семнадцатого года жизнь в барском доме более-менее еще теплилась, слуги надеялись, что хозяева вернутся. Но после февраля, отречения царя, ситуация так резко поменялась, что находится в имении стало некомфортно, ибо в хижинах стало безопаснее чем во дворцах. Тем не менее, Ксения и еще несколько старых слуг оставались в барском доме, не давая его разграбить, ну и сами кормились из заготовленных здесь в прок запасов, конечно же помогая и своим родственникам в деревне.

Хозяева вернулись летом 1917 года. Крайне озабоченная Ирина Николаевна уже совсем не напоминала ту красавицу барышню, за которой готовы были волочиться едва ли не все молодые дворяне губернии. Не прежним ловким наездником смотрелся и едва оправившийся от ранения поручик… вернее носящий уже чин ротмистра муж Ирины Николаевны. Челядь радовалась возвращению господ, выказывала верность, что живота своего не жалели ради господского добра, когда многих соседних помещиков разграбили и пожгли… Но как оказалось радовались напрасно. Хозяева приехали всего на несколько дней, чтобы частично забрать с собой, а частично спрятать имеющиеся в доме ценности. Живя в Петербурге и по дороге в Подшиваловку они видели, что творится в стране, все сильнее охватываемой анархией. Да, на некоторых слуг они могли положиться, но и они вряд ли ценою жизни станут спасать барское добро.

Драгоценности свои и те, что достались ей от матери и бабки Ирина Николаевна забрала с собой, денежные ассигнации тоже, но вот серебряную посуду, хрусталь, фарфор, ценные статуэтки и много еще чего… это взять с собой невозможно. Не все и малогабаритные ценности смогли взять с собой господа. От Николая Николаевича осталось немало золотых царских империалов и полуимпериалов. На поверку почивший барин оказался не так уж беден, просто на людях прибеднялся. Даже родной дочери о том золоте он сказал, будучи уже при смерти. Не одна сотня монет… везти их с собой вместе с прочими ценностями было и тяжело и неразумно – кругом царил бандитизм, и всего можно было лишиться разом. Большую часть монет супруги решили спрятать в тайнике устроенном в печке. Коробку с империалами положили в тот тайник под изразцовой плиткой. Никто из слуг об оном не знал… кроме Ксении. Она, еще когда ухаживала за больным барином, подсмотрела, как он вытаскивал одну из изразцовых плиток печки и что-то оттуда доставал. Расположение той плитки, под которой скрывался тайник, она запомнила. Находясь постоянно рядом с барыней, она из подслушанных разговоров поняла, что немалую часть отцовских монет супруги решили оставить в том тайнике.

Наказав оставшимся слугам и дальше беречь дом, Ирина Николаевна с ротмистром укатили, а прислуга… Прислуга спустя некоторое время окончательно разбежалась, ибо не то что сторожить, но и оставаться в барском доме стало небезопасно…

1963 г.

«Качели» прошлое-настоящее опять перенесли Ксению Андреевну из начала века во вторую его половину – она вновь ненадолго пришла в себя. В соседней комнате внучка «доставала» мать вопросам: почему на ее работе подарки детям на Новый год хуже, чем у отца и сейчас и особенно с теми, когда он работал на прежней работе. Сначала сноха отговаривалась, что понятия не имеет. Но внучка не отставала, и сноха была вынуждена пуститься в пространные объяснения, де «Скотоимпорт», где раньше работал отец, организация, имеющая прямое подчинение Москве, и Совхоз где он работает сейчас очень богатый, так называемый миллионер. А коммунальная служба, где работает она, организация местная, бедная у нее возможности не такие, чтобы детям своих работников закупать апельсины, мандарины и московские конфеты, зефир с пастилой. Она может позволить только яблоки, да неважную алма-атинскую карамель.

Как отреагировала на такие объяснения внучка, Ксения Андреевна слушать не стала, ибо сильно захотела пить.

– Зоя… Зоя… попить дай, в горле пересохло! – хоть и негромко прозвучал голос свекрови, но сноха даже не разобрав всех слов уже через мгновение оказалась возле больной:

– Что… пить? Я сейчас.

Поднося чашку с водой, сноха участливо спросила: