Госпожа

– Володя, я тебе который раз об одном и том же говорю – отсюда надо выбираться. Твой отец уже давно реабилитирован, и тебе нет никакого смысла здесь прятаться! В правах ты не поражен, так что кроме столицы и закрытых городов можем куда угодно перебраться.

– Ну, я ж тебе тоже уже сколько раз говорил. Подожди, вот с мамой разрешится, тогда и думать будем, – недовольным тоном отвечал сын.

– Когда разрешится? Время идет и закидывать удочки надо уже сейчас. Я на своей работе с годовым отчетом в Алма-Ату поеду и с кем надо поговорю. Помнишь, я говорила, что меня туда уже приглашали на работу, только вот квартиру не обещают. Но на первых порах можно и на съемной пожить. А город очень хороший, чистый, зеленый, там и институтов всяких полно, будет где детям учится, и снабжение неплохое, и театров много… может, наконец, я в живую настоящую оперу послушаю…

Ксения Андреевна вдруг отчетливо поняла, что она обуза… обуза и для сына со снохой и для внуков. Так получилось, что её родители не были для неё обузой, ибо после замужества она больше с ними не жила и все заботы о их старости и похоронах легли на младших братьев… тех что потом погибли на фронте, и вот сейчас… Сейчас она, никогда не державшая сноху за путную, вдруг осознала её позицию. Да, сноха никогда не рвалась в господа, но своим детям так же как в свое время и Ксения Андреевна она хотела обеспечить более счастливое, чем её жизнь будущее и потому стремится переехать в большой город, чтобы они устраивали свою жизнь там. Она не смотрела на ситуации с околожизненной «орбиты», потому не понимала, что скорее всего и там дети её окажутся в числе несущих «паланкин», но сейчас именно с переездом она связывала все свои надежды на будущее. Да Ксении Андреевне было больно слышать то, что она слышала, но осуждать сноху она не смела, не имела права. Да они ждут разрешения вопроса с ней, то есть ждут её смерти… чтобы без помех жить дальше. К боле в животе теперь добавилась и боль в груди.

– Зоя! – вдруг, не вполне осознавая для чего, позвала сноху Ксения Андреевна.

Голоса в соседней комнате стихли. Послышались шаги и в комнату спешно вошла сноха:

– Вы проснулись, мама?

Сноха смотрелась явно смущенной, ибо догадывалась, что свекровь слышала её разглагольствования. В этой связи она ожидала выговора, упреков типа: что смерти моей ждете!? Но Ксения Андреевна неожиданно заговорила просящим тоном:

– Зоя, помнишь ты как-то пела песню «Лучина» и на гитаре играла. Так она мне понравилась. Пожалуйста, очень тебя прошу, спой. Что-то так послушать хочется. Сколько ты песен пела, не нравилось мне почему-то, а когда эту услышала, прямо слезы из глаз пошли. Спой пожалуйста.

Сноха и подошедший сын недоуменно переглянулись.

– Хорошо мама, я сейчас, – сноха вышла, а сын стал поправлять матери подушку, чтобы ей удобно было слушать.

Через минуту сноха пришла с гитарой, и внимательно прислушиваясь к издаваемым инструментом звукам, стала перебирать струны и тихим, но «достающим до глубины души» голосом запела:

      То, не ветер ветку клонит,

      Не дубравушка шумит,

      То, мое, мое сердечко стонет,

      Как осенний лист дрожит…

На глаза Ксении Андреевны навернулись слезы. Она сейчас подумала, что песня и о ней тоже. Всегда ощущающая себя не как все, а некоей особенной, она вдруг под эту мелодию поняла, что прожила такую же беспросветную жизнь и так от неё устала, что уже совсем не боялась её покинуть.

      Извела меня кручина,

      Подколодная змея,

      Догорай, гори моя лучина,

      Догорю с тобой и я…

Под этот неофициальный гимн «несущих паланкин» Ксения Андреевна вновь забылась… на этот раз навсегда.

В оформлении обложки использовано фото с сайта https://pixabay.com/ru/photos/старый-женщина-люди-главная-1068535/