Госпиталь брошенных детей

Он жестом предложил мне сесть напротив. Медленно, на дрожащих ногах, я прошла по комнате и заняла место перед ним, невольно отметив абсурдность положения: он относился к моему дому как к собственному и превращал меня в гостью. Я была совершенно бессильна. Мой взгляд привычно обежал комнату; кочерга стояла на подставке, а фаянсовая ваза – на столе рядом с нами. Но он мог двигаться быстрее.

Он увидел, как я оглядываюсь вокруг, и сказал:

– Обещаю, что буду вести себя прилично.

Одна мысль о том, как он взламывает оконный запор и проникает внутрь… Он как будто видел мои ночные кошмары и явился на Девоншир-стрит, чтобы использовать их против меня.

– Послушайте, миссис Каллард, – добродушно начал он и откинулся на спинку стула. Я заметила, что его ногти были очень грязными, и от него пахло табаком, как от Дэниэла. – Вы имеете свои основания держать ребенка у себя дома. Я понимаю, – правда, понимаю. Все эти последние годы она была вашей, и вы самым замечательным образом заботились о ней. Какой чудный ребенок! Она как цветущий каштан, и я вижу вас в ее характере. Должен сказать, я представлял вас совсем другой.

К моему ужасу и стыду, я почувствовала, что краснею.

– И то, что вы пощадили Бесс и не распорядились отправить ее в тюрьму… у вас есть сердце, миссис Каллард, – продолжал он. – Но этот ребенок… Бесс любит свою дочь. Она боготворит ее. Без девочки жизнь для нее теряет смысл.

Я сглотнула. У меня защипало в носу, к глазам подступили слезы.

– Как поживает малышка? – спросил он.

– Она нездорова, у нее лихорадка. Не знаю, куда вы с Бесс водили ее, но она прибыла сюда грязная и озябшая. Она находилась в истерике и до сих пор не оправилась от потрясения.

– Это потому, что Нед выдал ее.

– Нед?

– У меня есть для него другое прозвище. Даже несколько прозвищ. – Он посмотрел на свои ногти. – Полагаю, он заключил сделку с вами.

Это не было вопросом. Я снова покраснела и ощутила замешательство, потом раздражение.

– Он пришел ко мне вечером перед тем, как мистер Блур привез Шарлотту, и заявил, что знает, где она окажется в полночь. Я не заплатила ему.

– Но собираетесь заплатить?

– Я еще не решила. Но я не буду раскаиваться, если обману мошенника.

По его лицу промелькнула тень улыбки.

– И я тоже, миссис Каллард.

– Как вас зовут?

– Лайл.

– И вы думаете, я поверю этому? Бесс пришла сюда под фальшивым именем; не вижу причин, почему вы не станете делать то же самое.

– Меня зовут Лайл Козак. Ну, на самом деле меня зовут Зоран, но я назвался Лайлом, поскольку это больше похоже на английское имя. Только моя старая majke[25] зовет меня Зораном.

– И вы говорите, что дружите с Бесс?

– Бесс, Элиза, Элизабет, как бы ее ни звали. Да, я хорошо знаю ее.

– По крайней мере, один из нас может этим похвастаться, – сказала я. – Как выяснилось, я совсем не знаю ее. Где она?

– Залегла на дно. Вот о чем я хотел поговорить: она просит вас оказать любезность и побеседовать с ней.

Я уставилась на него.

– Разумеется, она знает, что вы не выходите на улицу, поэтому не предлагает вам встретиться в каком-нибудь трактире в Клеркенуэлле. И она не надеется, что вы пригласите ее на чай. Сегодня в три часа дня она будет в часовне госпиталя для брошенных детей; она искренне надеется увидеть вас там.

– Вот как? Можете передать ей, мистер Козак, что меня глубоко возмущает ее надежда на примирение после такого жестокого обмана с ее стороны. Если помните, она украла моего ребенка.

– Она украла собственного ребенка.

– Как я и сказала, я не пойду туда. А если вы снова проникнете в мой дом, то ночной сторож наденет вам наручники.

– О! Который из них? Я знаком со всеми.

Его глаза весело заблестели. Он умел приводить собеседника в бешенство; разговор с ним напоминал игру в теннис.

– Вы забыли, что я пользовалась услугами частного сыщика. Я могу снова нанять мистера Блура; у него есть связи с мировыми судьями.

– Ах, этого надутого чудика? Он не сможет поймать даже простуду. С таким же успехом вы могли бы нанять слепого попрошайку. Кроме того, ему же не удалось поймать ее, верно? Ее сдал собственный брат, подлец с черной душонкой.

– Разве она не сговорилась со своим братом, чтобы поделить деньги?

– Вы и впрямь думаете, что она променяла бы на деньги собственную дочь после всех трудностей, которые она вытерпела, чтобы вернуть девочку?

– Значит, брат предал ее. Уверена, она этого заслуживает.

– Вы оставили ее ни с чем. Но даже ни с чем она в десять раз лучшая женщина, чем вы.

Страх и ярость боролись во мне.

– Вы ничего обо мне не знаете, мистер Козак. Я ведь могу изменить свое мнение. Одно слово мировому судье, и я уверена, что они найдут место в Ньюгейте для воровки детей.