– Ну, тогда ты почти наверняка знаешь, что нам делать теперь.
– Ага, знаю. Ждать.
Он нагнулся и стал собирать части Ленки. Вовка ему помогал. Через несколько минут своеобразная кукла лежала перед ними на бетонной площадке. Пластиковое лицо покрылось мелкими каплями тумана.
– Пойдём в машину, – сказал Тошик. – Холодно тут.
– И долго нам ждать? Папа с меня три шкуры снимет, если я до вечера не вернусь с машиной.
– Это зависит от того, как быстро неживая Ленка-пенка преодолеет лес и море. Или, может быть, озеро.
Они вернулись к машине, забрались в салон. Вовка попытался найти радио, но из динамиков доносились только помехи.
– Спасибо, что помогаешь, – сказал Тошик.
– Я друзей не бросаю, – важно ответил Вовка, крутя ручку радио. – Да и никто бы из нас не бросил. Мы же футбольная команда, забыл? Кто будет на воротах стоять, если Ленки не станет? А кто будет постоянно мазать, если тебе не помочь?
Они рассмеялись, и после этого стало уже не так страшно и странно.
Только одна мысль крутилась в голове: почему Ленка говорила о его папе в прошедшем времени?
Часы на сотовых телефонах и в автомобиле показывали неправильные цифры. То половину третьего, то сразу почему-то без пяти девять вечера, то вдруг семь утра. Ветер налетал на машину с яростью молодого льва, но потом вдруг успокаивался и лениво гонял по парковке заправки мусорные пакеты и обрывки старых влажных газет.
Прошёл час или бесконечность, и всего десять минут, когда пластиковая фигурка Ленки вдруг зашевелилась и села посреди площадки перед заправочной станцией.
Только это была уже не кукла, а настоящая Ленка-пенка, живая. Курносый нос, тонкие губы, румянец на щеках, торчащие в стороны жёсткие волосы. Она легко поднялась, подхватила рюкзак и вприпрыжку побежала к машине.
– Живая! – Вовка выскочил ей навстречу.
– Ни царапинки! – ответила улыбающаяся Ленка. – Я так рада вас видеть, ребята! Вы настоящие герои!
Тошик тоже вышел, запустив руки в карманы. Вообще-то он хотел прижать Ленку к себе, обнять на радостях, но постеснялся. Зато это сделала сама Ленка без всякого стеснения: зажала Тошика в объятиях и поцеловала ледяными губами в щёку. Потом то же самое проделала с Вовкой.
– Не краснейте вы оба, – засмеялась она. – Всё хорошо, я снова с вами. А теперь поехали обратно. Душу продам за хорошую и вкусную еду. Знали бы вы, как я тосковала по макаронам с сыром и шоколаду!
Они забрались в салон, весело разговаривая о чём-то отвлечённом.
Домой ехали гораздо быстрее, по крайней мере Тошику так показалось. В какой-то момент туман развеялся, и за редким лесом справа от дороги показались вдалеке первые многоэтажные дома. Город встретил троицу путешественников равнодушно и зябко. Снова заморосил весенний дождь. Но кого он останавливал?
Разве что где-то на краю сознания у Тошика пульсировала тёмная жилка страха. Он знал, что ещё ничего не закончилось, а только начинается.
Возможно, тот самый город
– Ты уснул, что ли? – Вика толкнула его локтем под рёбра.
Тошик заморгал, возвращаясь из воспоминаний в настоящее – душное и с запахом морской соли, настырно лезущим в ноздри.
– Что мы должны найти, куда пойдём? – болтала Вика, таща Тошика с крыльца кафе на тротуар. – Я всё ещё хочу есть. И кока-колы. Давай найдём кока-колу. Ты слышал, женщина сказала, что нам нельзя тут есть до завтрашнего утра. Как будто она что-то знает. Что-то зловещее, да?
Вика умела тараторить без умолку. Наверное, она была чемпионом мира по бессмысленной болтовне.
– Подожди. Дай подумать.
Тошик остановился. Шарик фольги продолжал подпрыгивать и суетиться на ладони. Нить извивалась и указывала куда-то…
– Вижу тропинку, вижу тропинку! – просигнализировала Вика и, схватив Тошика за руку, потянула через дорогу.
Он подчинился, потому что слабо соображал, что сейчас нужно делать, как правильно поступить. Оставалось следовать за нитью. Честно говоря, все две недели он надеялся, что так и произойдёт – решение за него примет кто-то другой. Пусть это будет даже волшебная штука из маминых сказок.
В какой-то момент решениями занимались его друзья. В другой – Ленка-пенка. Теперь вот не осталось никого.
Среди кустов действительно была тропинка – утоптанная десятком ног, со следами подошв в пыли. Кто-то написал синей краской на ржавом заборе: «Недоступная вода там!» – и пририсовал стрелочку.
Тропинка, виляя, сначала завела в высокие колючие кусты, потом мимо деревьев к пляжу. Здесь было безлюдно и тоже не ухожено. На бетонном пятачке, длиной метра четыре, ютилось несколько палаток, торгующих едой и сувенирами. Вокруг палаток от берега до воды лежала галька, торчали пучки высохших бурых водорослей, белели куски соли. Еще были чайки, наглые и крикливые – они сидели на носах лодок, кружились над водой, деловито расхаживали между камнями.