Город-крепость

— Ты выглядишь уставшим. — Не понимаю, что заставляет меня это сказать. Но это правда. Вокруг его глаз и на острых скулах залегли тени. Этого я бы точно никогда не сказала послу. Может быть, все из-за безопасности, которая ощущается от наличия стекла и прутьев решетки. Или же из-за углей, что жгут мне грудь. — Ты же больше не ел креветки мистера Лау?

Парень моргает, словно его веки тасуют мои слова, а сам он пытается понять их своим усталым разумом.

— Нет, никаких креветок. — Натянутые губы — полуулыбка, потом он продолжает: — Спал совсем мало. Прошлое настигает меня слишком быстро. За последние два года мне едва удавалось подремать.

— А я этим здесь занимаюсь постоянно.

Порой я сплю так много, что даже просыпаюсь уставшей. Но лучше спать, чем постоянно пятиться на дверь. И ждать.

— Печально, что мы не можем поменяться. Лонгвей дает тебе мало свободы, да?

Лонгвей. От звука хозяйского имени меня коробит. Напоминает о том, что парень здесь вовсе не для того, чтобы поболтать. Что он не просто так пришел поглазеть на меня сквозь прутья решетки своими темными глазами, от которых все мои внутренности горят огнем. Ему что-то нужно.

— В прошлый раз, когда ты был здесь, ты спрашивал насчет Братства. Зачем?

Я думала об этом так же много, как и о нем. Неважно, насколько сильно я этими мыслями растянула свое сознание, я не могу даже представить, что ему нужно. И зачем.

Он молчит, взвешивая мой вопрос, словно драгоценные специи. Просеивает и отделяет кусочки, на которые ответит. Я прилагаю все усилия, чтобы не отвлекаться на его ресницы. С капельками дождя на них, они выглядят очень красиво.

— Я кое-что тебе принес, — наконец говорит он. — С той стороны.

Его рука движется так быстро, что я не задумываясь отрываюсь от окна. Но все, что я увидела, — разжатый кулак и что-то лежит на ладони. В его руке покоится идеального кремового оттенка ракушка с точно с такими же спиральками, что были на конфетах. В его руке она выглядит иначе: твердая и хрупкая одновременно.

— Я не долго ждал, — быстро говорит парень, — но, прежде чем ушел, успел услышать, что тебе нравятся ракушки.

Посол подарил мне много подарков: шелковые платки, конфеты ручной работы, драгоценности, которые сверкали как кошачьи глаза. Очень щедро, весьма экстравагантно. Многое стоит больше, чем мой отец мог заработать за год. Но не из-за одного из подарков в моем горле не встает ком, как из-за этой простенькой ракушки.

— Она... — замолкаю сразу, как только начинаю говорить. Так много слов способны заполнить пустоту: красивая, безупречная, идеальная. Точно такая же, как все те желания, что у меня в душе. Не могу выбрать только одно.

Парень меня не торопит. Его ладони разворачиваются, бережно кладя ракушку на подоконник.

— Она называется "наутилус".

"Наутилус". Слово кажется таким смешным. Очень хочется произнести его вслух, но мое горло все еще сведено судорогой, словно соломы внутрь напихали.

— Я спросил насчет Братства, потому что у них есть кое-что, что мне нужно. Полагаю, твоя информация поможет мне это получить.

Поднимаю взгляд от ракушки на юношу.

— Что?

— Думаю... для нас обоих будет лучше, если я тебе не скажу.

И снова в голове звучит голос послушной, примерной Мей Юи, говорящий мне, что нужно отступить. Позволить алой занавеске упасть на место. Ждать, всегда ждать и перестраховываться. Но это окно будто магнит. Не могу отвести взгляд от морской раковины, от того, как пальцы юноши повторяют ее изгибы. Дождь закончился, но у него под ногтями все равно видна грязь.

Страх силен, но мое любопытство сильнее.

— Что ты хочешь знать?

— Много чего. Начнем с простого. Имена.

То, что прежде казалось легким и воздушным, теперь тяжелой гирей повисает у меня в груди. Эту информацию, на самом деле, мне нужно узнать...

— Чьи имена?

— Главарей Лонгвея. Верхушки Братства. Мне нужны их имена, — объясняет парень.

Даже когда меня не запирали в комнате, я никогда не видела многого. Мне никогда не разрешалось присутствовать на встречах Братства, которые они проводили два раза в неделю и на которых решали свои дела, выпивая огромное количество сливового вина.

Но если я скажу об этом своему посетителю, он просто исчезнет в долине мусора. И я его никогда больше не увижу. Возможно, он даже заберет у меня ракушку.

У меня внутри все разделилось надвое: огонь и страх. Я играю с огнем — мои пальцы болят от холода, что за стеклом.

Имена. Вот что парень желает знать. Просто слоги, нанизанные друг на друга, словно веточки трав, что оставили сушиться на стропилах. Звуки, способные выделить лица из толпы. Но почему-то это кажется чем-то большим. Чем-то более опасным.

— Почему я должна тебе помогать? — Стараюсь, чтобы мой голос звучал так же, как у сестры, когда она нос к носу сталкивалась с нашим местным хулиганьем.

Но этот не из таких. Он снова тщательно взвешивает мой вопрос, его рука крепче сжимает ракушку.