Город-крепость

Он взвывает, рот мой заполняет вкус крови, слишком солёной и горькой. Полос отдёргивает руку, и я мчусь к мальчикам и острым ножам. Они не обращают на меня внимания, зажимают в кольцо чертыхающегося посла. Я вижу выпирающие кости глазниц, крупные суставы стискивающих ножи пальцев. И вспоминаю бродячих собак в нашей старой провинции. Как голод создавал из них костлявых, свирепых, отчаянных существ. Монстров, которые не ведали страха.

Сестра хватает меня за руку и тянет. Мы бежим по улице, успевая ускользнуть в какой-то тёмный переулок, когда посол начинает кричать уже всерьёз.

И мне не жаль.

Иногда, когда ярость отца становилась совершенно неконтролируемой, а удары смертоносными, мы прятались. Цзин Линь всегда показывала путь: за дверь, мимо дерева гинкго, в огромный лабиринт рисовых полей. Мы по пояс заходили в воду, скользили, как змеи, живущие в этих длинных рядах зелени.

Сейчас у меня такое же ощущение. Только вместо рисовых полей у нас слизистые стены и груды мусора. Цзин Линь ныряет в такие проёмы, которые я даже не замечаю, пока она их не покажет. Настойчиво тянет меня за собой.

Когда мы останавливаемся, крики посла давно уже стихли. Цзин Линь тяжело дышит, гораздо тяжелее, чем должна, а с кончиков её волос, несмотря на холод, капает пот. Она не отпускает моей руки, крепко сжимая мой большой палец, – так же сестра цеплялась за меня, когда только училась ходить.

Мы замираем в далёком тёмном закутке и смотрим друг на друга. Безмолвно. Стоим, застыв в мгновении. Смотрим. Всеми силами пытаемся поверить.

– Мэй Йи, – выдыхает сестра моё имя и так крепко стискивает руку, словно никогда больше меня не отпустит. – Это я.

После всего, через что я прошла, что со мной сотворили, казалось, слёз у меня больше не осталось. Но одного вида сестры – звука её голоса, произносящего моё имя – достаточно, чтобы сломить меня. Влага наполняет глаза, стекает по щекам, солёная и свободная.

– Ты пришла за мной.

Цзин Линь не помещается в моих объятиях так идеально, как раньше. Мы теперь практически одного роста. Сестра утыкается лицом мне в плечо, как всегда делала в детстве, но для этого ей приходится сгорбиться. А ещё у неё можно пальцами пересчитать все рёбра, несмотря на большую куртку.

Когда мы, наконец, отстраняемся, я изучаю её взглядом. Веснушек стало гораздо меньше. И нос слегка вырос. А…

– Твои волосы, – выдыхаю я и смеюсь сквозь слёзы.

– Пришлось их обрезать. – Она сглатывает и улыбается, но голос дрожит. – Когда впервые пришла тебя искать.

– Впервые?

– Я погналась за машиной Жнецов, когда тебя забрали, – поясняет Цзин Линь. – Волосы обрезала, чтобы сойти за мальчишку, и с тех пор ищу тебя.

У меня нет слов. Смотрю на неё – мою отчаянную маленькую сестрёнку – и заправляю прядь криво обрезанных волос за ухо. Сама мысль о том, что она обстригла их и примчалась сюда за мной, кажется невероятной. Невозможной. Хотя вот она, здесь, сама рассказывает обо всём.

Но я вспоминаю, как Цзин Линь загадывала желания. Как она говорила «хочу, чтобы мы с тобой всегда были вместе». С яростью тигрицы. На пути к исполнению желания для неё нет ничего невозможного. Даже сам Город-крепость.

– Как ты нашла меня? – спрашиваю я и тут же замолкаю. Понимаю. Вижу ответ на лице сестры, ощущаю его в своей груди, где сердце разлетается на кусочки.

Свобода стоит гораздо дороже пары умерших звёзд.

– Мэй Йи… – Цзин опять смотрит на меня. – Тот парень, что приходил к твоему окну…

Я зажмуриваюсь. На улице очень, очень холодно, я даже не могу дрожать. Дрожь приходит лишь тогда, когда тело помнит, что такое тепло.

– Дэй, – произношу его имя, но какой смысл? Имя не вернёт мне его самого.

– Да, – соглашается сестра. – Что с ним случилось?

– Дэй… – повторяю вновь, но пустота никуда не девается.

Она здесь, острая и зияющая, впускающая в душу зимнюю стужу, как дыра в моём окне. Я не хочу продолжать, потому что, если произнесу эти слова вслух, они будут уже реальностью. Но даже невысказанные слова не вернут назад две пули, выпущенные из пистолета Лонгвея.

– Дэй мёртв.

ЦЗИН ЛИНЬ

Слова сестры ножом врезаются под рёбра. Обжигающий и быстрый удар. Сплошная боль. Мне требуется минута, чтобы осознать сказанное. Чтобы разгорелся огонь.

– Приехал посол и во всём обвинил его, – говорит Мэй Йи. Глаза её закрыты. Бледные, как крылья моли, веки трепещут. – Лонгвей застрелил его.

Мёртв. Дэй.

Два простых слова, но я не могу поверить, что они стоят вместе. Они не сочетаются. Мы же только что виделись. Я стояла рядом с ним, там, в переулке. И Дэй был таким сильным, таким уверенным. Таким живым и горячим в алом свете окна.

Но он предчувствовал, что грядёт. Хватай сестру и беги. Убирайтесь как можно дальше от города. Не оглядывайтесь. Дэй знал, что мне придётся справляться с этим без него.