Потом пришла эпоха лихих 90-х годов. Была создана самостоятельная студия радиовещания «Радио-Тихвин»» и целая пятилетка моей радийной работы. А это уже самые любимые мои годы. Радует, что студия по-прежнему выходит в эфир. А в январе 2016 года впервые за 20 лет мой голос вновь прозвучал в местном эфире. Может быть, кто-то и вспомнил и узнал его.
Особо не могу не вспомнить о человеке, который, безусловно, любил тихвинское радио даже больше, чем я, и посвятил ему всю жизнь. Это Валентина Дмитриевна Венедиктова. Её голос звучал из чёрных бумажных «тарелок» в тихвинских квартирах уже тогда когда я ещё, пожалуй, и не родился. А потом ещё долго-долго — не одно десятилетие. Она была настоящий советский профессионал и мой хороший друг и наставник.
Так что, мой юный друг, чтобы почувствовать себя профессионалом в чём-то нужны долгие и долгие годы терпеливой работы. Не знаю, как сложится у тебя, но меня лично радует, что я всё-таки пригодился именно здесь — где родился, где вырос и где живу. И не беда, что того города, в котором я сформировался как человек, полезный обществу, уже нет. Но он, зато остался в моей памяти.
Глава двадцатая. Деревенька моя, деревянная
Я никогда в своей детской жизни не расспрашивал отца о том, каким было его детство, кем были его родители. Да и он почему-то на эту тему со мной не разговаривал тоже. Единственно, что знаю, семья у моего деда Павла была очень большая — одиннадцать или двенадцать детей и мой отец был в ней далеко не старшим среди сестёр и братьев, хотя и не самым младшим.
К тому времени, когда я подрос лет до пяти, в деревне этой, которая называлась Островок, жила лишь младшая сестра отца — тётя Маша, все остальные разъехались по всей стране: в Сибирь, на Урал, в Вологодскую область. Возможно, ещё куда-то. Многих из них я так и не видел ни разу. Среди отцовых братьев слышал только их имена Иван, Андрей, Александр. Александр погиб впервые дни войны. Дядя Андрей в мои детские годы работал лесничим. Дядя Иван жил в Вологодской области. Их я знаю и помню. К сожалению, как и отца, их, давно уже нет.
Главной достопримечательностью деревни, куда я однажды всё-таки приехал вместе с отцом, был большой двухэтажный дом, который построили братья ещё до войны для всей большой семьи. Правда, в 1956 году он уже пришёл в полное запустение и стоял с заколоченными окнами. К тому времени умер и мой дед. Остался живым только большой яблоневый сад. Тогда я понял, откуда в августе отец привозил яблоки — мешками, а бабушка делала из них столько варенья, что хватало его, чуть ли не до нового яблочного сезона.
Деда своего почти не помню, не помню, даже как он появился у нас дома на Марксе. Припоминаю лишь, что своей густой бородой он мне чем-то напоминал Маркса, портрет которого к тому времени я уже видел однажды на праздничной демонстрации.
Позже, когда я учился в школе, придурковатый Миша, очень добрый мужик и большой пьяница, с которым я как раз и познакомился в мой единственный приезд в деревню, при не очень частых «гостевых наездах» к нам домой, рассказывал, что они с дедом провели вместе пятнадцать лет на сибирской каторге. Но ему я не очень верил, хотя кто его знает. Да и спросить теперь не у кого, и надо ли? А в то моё детское время лучше было об этом вообще помалкивать.
Итак, однажды в августе отец в очередной раз засобирался в деревню — яблоки поспели, а в деревне ещё и праздник намечался — яблочный Спас. Не помню, я или кто-то ещё предложил взять меня с собой. Во всяком случае, в деревню я с ним поехал — на целых три дня! Но сначала обязательно расскажу тебе, как мы туда добирались.