Город и псы. Зеленый Дом

Но он не успевает встать: братья Леон, всклокоченные, с заспанными глазами, в пропахших потом нижних рубашках, без носков, в незашнурованных ботинках бросаются к нему – отец Гарсиа! Они вертятся вокруг него – дорогой отец, – хлопают в ладоши – это чудо из чудес, по такому случаю нынче в Пьюре выпадет снег, а не песок, – пытаются пожать ему руку – его визит настоящий праздник для мангачей, а отец Гарсиа, поспешно нахлобучив шляпу и закутавшись в шарф, сидит не шевелясь и не поднимая глаз от пикео, которое опять осаждают мухи.

– Перестаньте хамить отцу Гарсиа, – говорит доктор Севальос. – Попридержите язык, ребята. Надо иметь уважение к духовному званию и к сединам.

– Никто ему не хамит, доктор, – говорит Обезьяна. – Мы счастливы видеть его здесь, честное слово, мы только хотим, чтобы он подал нам руку.

– Еще ни один мангач не нарушал законов гостеприимства, доктор, – говорит Хосе. – Добрый день, донья Анхелика. Надо отпраздновать это событие, принесите что-нибудь выпить, чтоб мы чокнулись с отцом Гарсиа. Мы помиримся с ним.

Анхелика Мерседес подходит с двумя чашечками кофе в руках. Лицо у нее серьезное, суровое.

– Почему вы такая сердитая, донья Анхелика? – говорит Обезьяна. – Или вы недовольны нашим визитом?

– Вы поношение этого города, – ворчит отец Гарсиа. – Все зло от вас, вы первородный грех Пьюры. Я скорее дам себя убить, чем выпью с вами.

– Не выходите из себя, отец Гарсиа, – говорит Обезьяна. – Мы не смеемся над вами, мы вправду рады, что вы вернулись в Мангачерию.

– Прощелыги, бродяги, – рычит отец Гарсиа, предпринимая новую атаку на мух. – Как вы смеете разговаривать со мной, распутники!

– Вот видите, доктор Севальос, – говорит Обезьяна. – Кто кого оскорбляет?

– Оставьте в покое отца, – говорит Анхелика Мерседес. – Умер дон Ансельмо. Отец и доктор были у его постели и всю ночь не спали.

Оставив чашечки на столе, она идет назад, в кухню, и, когда ее фигура исчезает в заднем помещении, воцаряется тишина, слышно только, как позвякивают ложечки, прихлебывает кофе доктор Севальос и отдувается отец Гарсиа. Братья Леон ошеломленно смотрят друг на друга.

– Сами понимаете, ребята, – говорит доктор Севальос, – сегодня не до шуток.

– Умер дон Ансельмо, – говорит Хосе. – Умер наш арфист, Обезьяна.

– Какое ужасное несчастье, – лепечет Обезьяна. – Ведь это был великий артист, гордость Пьюры, доктор. И добрейшей души человек. У меня разрывается сердце, доктор Севальос.

– Он нам всем был как родной отец, доктор, – говорит Хосе. – Болас и Молодой, наверное, умирают от горя. Это его ученики, доктор, плоть от плоти арфиста. Если бы вы знали, доктор, как они ухаживали за ним.

– Мы ничего не знали, отец Гарсиа, – говорит Обезьяна. – Просим прощения за эти шутки.

– Он скончался скоропостижно? – говорит Хосе. – Ведь еще вчера он прекрасно чувствовал себя. Вечером мы ужинали с ним здесь, и он смеялся и шутил.

– Где он, доктор? – говорит Хосе. – Мы должны пойти туда, Обезьяна. Надо раздобыть черные галстуки.

– Он там, где умер, – говорит доктор Севальос. – У Чунги.

– Он умер в Зеленом Доме? – говорит Обезьяна. – Его даже не отвезли в больницу?

– Для Мангачерии это все равно что землетрясение, доктор, – говорит Хосе. – Без арфиста она уже не будет такой, как была.

Они сокрушенно качают головой и продолжают свои монологи и диалоги, а отец Гарсиа между тем пьет кофе, уткнув подбородок в шарф и не отнимая чашки от губ. Доктор Севальос уже выпил свой кофе и теперь играет ложечкой – пытается удержать ее в равновесии на кончике пальца. Братья Леон наконец умолкают и садятся за соседний столик. Доктор Севальос угощает их сигаретами. Когда немного погодя входит Анхелика Мерседес, они молча курят, оба хмурые и подавленные.

– Потому и не пришел Литума, – говорит Обезьяна. – Наверное, остался с Чунгитой.

– Она разыгрывает из себя холодную как лед женщину, которую ничем не проймешь, – говорит Хосе. – Но и у нее, наверное, сердце разрывается. Вы не думаете, донья Анхелика? Как-никак родная кровь.

– Может, она и горюет, – говорит Анхелика Мерседес. – Но кто ее знает, разве она была хорошей дочерью?

– Почему ты так говоришь, кума? – роняет доктор Севальос.

– А по-вашему, хорошо, что она держала на службе отца? – говорит Анхелика Мерседес.

– На взгляд доктора Севальоса, все хорошо, – ворчит отец Гарсиа. – Состарившись, он открыл, что на свете нет ничего плохого.

– Вы говорите это в насмешку, – с улыбкой отвечает доктор Севальос. – Но к вашему сведению, в этом есть доля истины.

– Дон Ансельмо умер бы, если бы не играл, донья Анхелика, – говорит Обезьяна. – Артисты живут своим искусством. Что плохого в том, что он играл там? Чунгита платила ему хорошо.

– Допивайте поскорее кофе, мой друг, – говорит доктор Севальос. – Мне вдруг захотелось спать, прямо слипаются глаза.

– Вон идет наш двоюродный, Обезьяна, – говорит Хосе. – Какое у него печальное лицо.