Город и город

— Думаю, просто решили, что она слишком молода. Но кто-то, должно быть, сделал ей выговор, потому что она приутихла. Помню, я подумала, что уль-комские коллеги, которые тоже возмущались, должны были очень симпатизировать бещельским представителям, выведенным из себя. Когда я узнала, что она возвращается для написания у нас диссертации, то удивилась, что её впустили при таких её сомнительных взглядах, но она их переросла. Я уже сделала заявление обо всём этом. Но скажите, есть ли у вас соображения, что случилось с Иоландой?

Мы с Дхаттом переглянулись.

— Мы даже не уверены, что с ней вообще что-то случилось, — сказал Дхатт. — Мы это проверяем.

— Наверное, ничего, — говорила она снова и снова. — Но я обычно здесь её вижу, а теперь прошло уже порядочно времени. Именно это заставляет меня… Кажется, я упоминала, что Махалия исчезла незадолго до того, как её… нашли.

— Они с Махалией были знакомы? — спросил я.

— Они были лучшими подругами.

— Кто-нибудь может что-то знать?

— Она встречалась с местным парнем. Иоланда, я имею в виду Есть такой слух. Но я не могу вам сказать, с кем.

— Это разрешено? — спросил я.

— Они взрослые, инспектор, старший детектив Дхатт. Молодые люди, да, но взрослые, и мы не можем их остановить. Мы, да, сообщаем им об опасностях и трудностях жизни, не говоря уже о любви, в Уль-Коме, но что они делают, пока находятся здесь…

Она пожала плечами.

Дхатт постукивал ногой, пока я с ней общался.

— Я хотел бы поговорить с ними, — сказал он.

Некоторые читали статьи в крошечной временной библиотеке. Несколько человек, когда Нэнси наконец проводила нас к месту главного раскопа, стояли, сидели и работали в глубокой яме с отвесными краями. Они смотрели вверх из-под прожилок, образуемых землёй разных оттенков. Эта тёмная линия — следы древнего огня? А чем была вон та, белая?

По краям большого шатра рос дикого вида кустарник, чертополох и всякие сорняки торчали среди разбросанных обломков архитектурных сооружений. Раскоп был размером почти с футбольное поле и разделялся на участки растянутой бечевой. Его основание имело разную глубину и плоское дно. На полу из утоптанной земли валялись разнородные образцы, странный непоследовательный улов: разбитые кувшины, обожжённые и необожжённые статуэтки, машинки, покрытые ярью-медянкой. Аспиранты смотрели на нас с тех участков, где находились, каждый на разной тщательно вымеренной глубине, через бечёвочные границы, сжимая в руках заострённые мастерки и мягкие щётки. Пара парней и одна девушка были готами, гораздо реже встречающимися в Уль-Коме, чем в Бещеле или у себя дома. Они, должно быть, привлекали много внимания. Они мило улыбались нам с Дхаттом из-под подведённых век, покрытых ещё и грязью веков.

— Вот видите, — сказала Нэнси.

Мы стояли поодаль от раскопок. Я смотрел на множество меток в слоистой почве.

— Понимаете, каково здесь?

Под землёй можно было увидеть что угодно.

Она говорила достаточно тихо, чтобы её аспиранты, хоть и слышали, что мы разговариваем, не могли разобрать о чём.

— Мы никогда не находили письменных свидетельств из эпохи, предшествовавшей Кливажу, кроме нескольких поэтических фрагментов, недостаточных, чтобы составить о ней хоть какое-то представление. Слышали ли вы о галлимофрианах? Долгое время, когда материалы эпохи до Кливажа впервые были извлечены на поверхность, после того как ошибка археолога была скрепя сердце исключена, — она рассмеялась, — бытовало народное объяснение того, что обнаруживается. Гипотетическая цивилизация, возникшая до Уль-Комы и Бещеля, представители которой систематически выкапывали все артефакты в регионе, от тысячелетней давности до безделушек своих бабушек, смешивали их все и снова погребали или выбрасывали.

Нэнси заметила, что я на неё смотрю.

— Их не существовало, — успокоила она меня. — С этим теперь согласились. Во всяком случае, большинство из нас. Это не смесь. Это остатки материальной культуры. Только мы до сих пор не очень её понимаем. Нам надо научиться прекратить искать последовательность и придерживаться её, а вместо этого просто смотреть.

Предметы, между которыми должны были пролегать эпохи, принадлежали одному времени. Никакая другая культура в регионе не создала таких скудных, соблазнительно расплывчатых упоминаний о тех, кто жил здесь до Кливажа, этих удивительных людях, ведунах и ведьмах из сказок, чьими чарами были заряжены выброшенные ими вещи, кто использовал астролябии, за которые не было бы стыдно Арзакелу [15]или Средним векам, кто оставил после себя горшки из обожжённой глины, каменные топоры, подобные тем, какие, возможно, изготовлял мой плосколобый далёкий-далёкий предок, шестерни, замысловато отлитых игрушечных насекомых — и чьи руины лежат в основании городов и испещряют Уль-Кому, а иногда и Бещель.

— Это старший детектив Дхатт из милицьии инспектор Борлу из полищай, — обратилась Нэнси к аспирантам в яме. — Инспектор Борлу участвует здесь в расследовании… того, что случилось с Махалией.

У некоторых из них перехватило дыхание.