Город и город

Я, по крайней мере внешне, не-видел этого, когда мы свернули на Карнстращ, но, конечно, гросстопично рядом с нами присутствовали очереди возле уль-комского входа, и бещельцы со значками посетителей один за другим возникали в том же физическом пространстве, где они, возможно, шли часом ранее, но теперь в изумлении осматривали архитектуру Уль-Комы, видеть которую раньше было бы брешью.

Рядом с выходом в Уль-Кому находится Храм Неизбежного Света. Я много раз видел его фотографии и, хотя послушно не-видел его, когда мы проезжали мимо, знал о его роскошных зубцах и чуть было не сказал Дьегещтану, что мне не терпится увидеть его в ближайшее время. Теперь свет, заграничный свет, поглотил меня, когда мы на большой скорости выехали из Связующего зала. Я смотрел во все стороны. Через заднее окно автомобиля Дхатта я уставился на храм. Удивительная и долгожданная неожиданность: я оказался в том же городе, что и он.

— Впервые в Уль-Коме?

— Нет, но давно не был.

Прошло много лет с тех пор, как я впервые проходил тесты: моя пропускная отметка давно истекла, да и сам паспорт, в котором она стояла, сделался недействительным. На этот раз я прошёл ускоренную ориентировку, двухдневную. В ней участвовали только я и различные преподаватели, улькомане из их бещельского посольства. Погружение в иллитанский язык, чтение различных документов по уль-комской истории и политической географии, ключевым вопросам местного права. Главным образом, как и наши эквиваленты, этот курс был нацелен на то, чтобы помочь бещельским гражданам справиться с потенциально травматическим фактом действительного пребывания в Уль-Коме, не-видя все свои знакомые окрестности, в которых мы находились всю остальную жизнь, и видя те здания рядом с нами, что десятилетиями старались не замечать.

— Педагогика акклиматизации значительно продвинулась с появлением компьютеров, — сказала преподавательница, молодая женщина, постоянно нахваливавшая мой иллитанский. — У нас теперь есть гораздо более утончённые методы работы, мы сотрудничаем с неврологами и всё такое прочее.

Мне предписали ускоренный курс, потому что я полищай. Обычные путешественники проходили традиционную подготовку, на которую требовалось значительно больше времени.

Меня усаживали в так называемый уль-комский тренажёр, кабинку с экранами вместо внутренних стен, на которые проецировались слайды и видео Бещеля с ярко освещёнными бещельскими зданиями, а их уль-комские соседи подавались с минимальным освещением и фокусом. На протяжении многих секунд, снова и снова, визуальное ударение реверсировалось для одних и тех же перспектив: Бещель отступал на задний план, а Уль-Кома представала в полном блеске.

Как можно было не думать об историях, на которых все мы выросли и на которых, несомненно, выросли и улькомане? Улькоманин и бещелька, познакомившиеся посреди Связующего зала, возвращаются к себе домой и осознают, что живут, гросстопично, дверь в дверь, всю жизнь сохраняя верность и одиночество, поднимаясь в одно и то же время, ходя по заштрихованным улицам близко друг к другу, словно пара, но оставаясь при этом каждый в своём городе, никогда не проделывая брешей, никогда вполне друг друга не касаясь, ни слова не произнося через границу. Передавались из уст в уста и сказки об отступниках, совершавших брешь и избегавших Бреши, чтобы жить между городами, не изгнанниками, но странниками, уклоняясь от справедливости и возмездия с помощью непревзойдённой незаметности. Роман Паланика «Дневник странника» был запрещён в Бещеле и, я уверен, в Уль-Коме, но, как и большинство, я бегло ознакомился с пиратским изданием.

Я прошёл тесты, со всей возможной быстротой указывая курсором на уль-комский храм, уль-комского гражданина, уль-комский грузовик доставки овощей. Это был слегка вызывающий материал, разработанный специально для того, чтобы уличить меня, если я случайно увижу Бещель. В этом не было ничего общего с теми занятиями, которые я посещал в первый раз. Не так давно эквивалентные тесты включали вопрос об отличиях национального характера улькоман и предложение определить, кто на различных фотографиях со стереотипной физиономией является улькоманином, бещельцем или «другим» — евреем, мусульманином, русским, греком, кем угодно, в зависимости от этнической озабоченности времени.

— Видели храм? — спросил Дхатт. — А вот там когда-то был колледж. Это многоквартирные дома.

Он тыкал пальцем в здания, встречавшиеся нам на пути, велев своему шофёру, которому меня не представил, проехать разными маршрутами.

— Странно? — спросил он меня. — Представляю, как это должно быть необычно.