Михаила Семеновича Хозина я знал с 1938 года, когда он командовал войсками Ленинградского округа и довольно часто бывал на Карельском перешейке. Как и три года назад, вся его крупная, пожалуй, даже монументальная фигура, некоторая медлительность движений и неторопливая манера разговора свидетельствовали о большой внутренней силе. Но на этот раз в его голосе я уловил нотки тревоги.
И зачем понадобилось срочно вызывать меня из войск, если доклад мой нужен только утром? Это тоже выходило за рамки обычных правил Михаила Семеновича.
Утром 16 сентября я опять явился к Хозину и насколько мог обстоятельно доложил ему обо всем, что было проделано нами по минированию ленинградских мостов. Рассказал о подготовке электросетей и пультов управления, о командах подрывников.
А взрывчатка где? — поднял голову начальник штаба.
Военный совет считает нецелесообразным держать ее у мостов,— ответил я.— Закладка взрывчатки в минные камеры не признается острой необходимостью.
Все, что было до сих пор, — забудьте, — предупредил начальник штаба. — Даю вам еще сутки на доработку плана. Предусмотрите в нем все, включая укладку зарядов в минные камеры. Составьте точный расчет времени и сил: кто, где, когда и что конкретно будет делать...
Я понимал, что Хозин говорит так неспроста. Он, видимо, тоже имеет на этот счет указания. Мне стало не по себе. К тому же оказалось, что дело не ограничивается только мостами.
А какими запасами взрывчатых веществ вы вообще располагаете? — спросил Михаил Семенович как будто вскользь.
Запасы взрывчатки в городе ограничены десятками тонн. Но горком партии принимает меры для увеличения ее производства. Сейчас мы испытываем большие затруднения с толом, необходимым для противотанкового минирования в зоне боевых действий войск.
Я говорю не о зоне действия войск,— заметил Хозин,— а об оперативной глубине.
«Какая оперативная глубина может быть дальше Окружной дороги?» — подумал я и решил сразу же уточнить:
Вы говорите о городе, товарищ генерал?
Ладно, об этом в другой раз,— прервал меня начальник штаба.
Но в другой раз к этому вопросу возвращаться не пришлось. Все выяснилось уже на следующий день.
17 сентября Военный совет фронта принял постановление о передаче сорока тонн взрывчатых веществ из резерва Инженерного управления так называемым «районным тройкам». Возглавившие эти тройки первые секретари Кировского, Московского, Володарского и Ленинского райкомов партии получили специальные задания по минированию промышленных предприятий.
Мы с комиссаром днем и ночью пропадали на Окружной железной дороге, проверяя готовность нового противотанкового рубежа. Сделано было многое. Поставлены заграждения. Через каждые пятьдесят — сто метров вмонтированы в высокую насыпь орудия, частью снятые из дотов при оставлении Красногвардейского и Выборгского укрепленных районов, частью собранные в последние дни на ленинградских заводах. Артиллеристы готовят схемы огня. А снаряды еще полностью не доставлены. Не везде есть связь.
Команды минеров дежурят у крупных фугасов, зарытых в узловых пунктах шоссе, в Авиагородке, у трамвайного парка Котлярова, на станциях Предпортовая и Шоссейная. Специальные команды устанавливают тяжелые огнеметы для борьбы с танками.
Был четвертый час ночи, когда меня разыскал адъютант Г.К Жукова:
— Приказано немедленно прибыть в Смольный...
В приемной встретился с новым командующим 42-й армией генерал-майором И.И. Федюнинским и членом Военного совета той же армий корпусным комиссаром Н.Н. Клементьевым. Судя по их лицам, здесь состоялся нелегкий разговор с командующим фронтом.
Когда, мокрый, облепленный грязью, я вошел в кабинет, Г. К- Жуков и А. А. Жданов стояли, склонясь над картой. Командующий покосился в мою сторону:
— Явился наконец. Где болтаешься, что тебя всю ночь надо разыскивать? Дрыхнешь небось...
Начало не предвещало ничего хорошего.
Выполнял ваш приказ, проверял рубеж по Окружной дороге,— ответил я.
Ну и что? Готов?
Г отовы семьдесят огневых позиций противотанковой артиллерии. Отрыты рвы. Закончена установка надолб и минных полей.
Командующий сорок второй армией знает этот рубеж?
Днем я передал схему рубежа начальнику штаба армии генералу Березинскому. Сам генерал Федюнинский выезжал в войска.
Удар кулаком по столу был ответом на этот, как мне казалось, четкий доклад:
— Тебя спрашивают не о том, каким писарям ты отдал схему. Интересует другое — знает или не знает командарм этот рубеж? Ты способен понимать русский язык?.— К последним словам Жуков присовокупил крепкое выражение.
И надо же было, чтобы в эту минуту черт меня дернул наивно объявить:
— Генерал Федюнинский здесь в приемной, товарищ командующий...
Новый взрыв ярости последовал немедленно:
— Ты думаешь, что говоришь?.. Без тебя знаю, что он здесь,.. Ты понимаешь, если дивизия Антонова не займет за ночь оборону по Окружной дороге, немцы в город ворвутся? Я же тебя тогда расстреляю перед Смольным как предателя.