Горм, сын Хёрдакнута

Ярлу, гордо стоящему на камнеметном помосте у резного и украшенного серебром и моржовой костью форштевня кнорра и с суровым прищуром всматривающемуся в морскую даль, не подобает одновременно канючить. Но мало кто может на это указать гордо стоящему, сурово смотрящему, и отчаянно канючащему ярлу. А из тех немногих, кто может, уж совсем мало с кем ярл посчитается и наконец величественно и мрачно заткнется. Аса сдалась уже довольно давно, и, спрятавшись от холодных брызг за поднятым собольим воротником, вполуха слушала нытье Хельги. При определенном усилии, череда всех возможных видоизменений «Почему опять я?» сливалась с плеском воды и гудением северного ветра в снастях, становясь просто еще одним однообразным звуком, сопровождавшим движение Губителя Нарвалов к восточному берегу Энгульсея.

Слабое утешение, конечно, но ни Хёрдакнут, ни даже Рагнхильд не выработали надежного способа борьбы с неостановимым скулежом среднего Хёрдакнутссона. Старшего ярла (а теперь в общем-то конунга Танемарка) несложно было раскрутить печальным взглядом в сочетании с горестным писком на всякие подачки, чем всю дорогу пользовались Хельги, Аса, дети ловчих, кормчих, корнаков, и простых ватажников, Крысодавцы с Первого по Четвертый, другие собаки, а в отдельных особо тяжелых случаях мамонтята, жеребята, и ручные хорьки.

Кнорр шел на запад вполветра. По прикидке старого кормчего Фьори, до Гримсбю оставалось еще где-то с три дюжины вик – никак не больше полудня хода, особенно если ветер продержится. На случай, если ветер утихнет или переменится, два кочегара у топки поддерживали пары. Небо было полностью затянуто серой хмарью, и ледяные брызги волн смешивались в воздухе с промозглой пресной моросью из туч.

Предмет жалоб Хельги слегка изменился, с того, как в семье все самые бесславные и бездобычные походы достаются всегда ему, на то, какой он хороший, ответственный сын и брат, и как его все принимают за должное. Аса наконец не выдержала и выпалила:

– Тебя послушать, так можно подумать, что тебя отрядили вместо ослика ходить в колесе, что крутит жернов на мельнице в Йеллинге, когда ветра нет! Я уже начинаю жалеть, что не осталась в Танемарке и не встретила Йормунрековых сватов!

К ее удивлению, Хельги осекся и с неподдельным ужасом уставился на сестру.

– Ты это по правде?

– Да не то чтобы совсем по правде, но пора бы тебе перестать думать только о своей доле. Посмотрите на него, неоцененного! Ярл Хейдабира, Хельги Рубитель Оков, в деревнях на восток от Танемарка твоим именем детей называют! Мне, вот кому плакать надо!

– С чего это? – Хельги опять посмотрел на Асу без понимания.

– А вот с чего! Тебя не отправляют в Йорвик, как овцекорову, нет, даже не как овцекорову, а как слиток золота, который надо перепрятать! Тебе дают сотню воинов на земле и корабль на море! Про тебя не говорят гадости вроде «У нашего конунга три сына, два умных, а третий дочь!» – Аса уткнулась носом в соболий мех.

– Ну, насчет слитка, ты частично права, ты наше золото, только нет такого слитка, что и отцу с матерью, и мне тебя дороже…

– Эх ты, разве ж я про это, – сказала Аса, все еще пряча лицо в воротник.

– А про что? – по крайней мере, Хельги перестал ныть.

– Вспомни, что было в день, как мы из Йеллинга вышли.

– На завтрак были блины, из пшеничной муки с ячменной, с севшим медом, потом…

– Да не про завтрак, а как отец в треллеборг прискакал!

– Входит он в покой мрачнее тучи, и с ним Виги и этот, как его, с дохлой крысой на голове…

– Гуннбьорн Гудредссон. Дальше!

– За мамой послал, а она с женами карлов пряла и пела…

– Еще дальше, когда все собрались! Что он сказал?

– «Вот Гуннбьорн, муж Найдены, моей дочери в Гардаре. Он собственный корабль по кускам в топке сжег, чтобы Йормунрековы драккары опередить, что сюда со сватами идут – сам Фьольнир Ингвефрейссон, черный дроттар, их ведет! Йормунрек хочет Асу сватать!» А Гуннбьерн перебивает: «Я думаю, это они всем только говорят, что свататься идут, а на самом деле грабить и…» Что за новое слово он сказал?

– Взрывать.

– «И взрывать.» А мама клубок шерсти уронила, и говорит: «Да честный грабеж в сто раз лучше такого сватовства! Он уже Свитью к рукам прибрал, теперь за Танемарк хочет взяться?» И все стали обсуждать, как Йормунрек на тебе женится, а нас всех по одному изведет, как своих брата и дядю. Тех он просто убил, да еще нескольким его родичам Норны уж очень удачно ниточки перерезали, может, кто их под руку с ножницами толкал. Говорят, приколдовывают Йормунреку его дроттары. Так про что же ты все-таки?

– Как раз про это! Что я, дура, или уродина какая-то, чтоб меня сватать только ради того, чтобы побольше земли заграбастать? Йормунрек меня вообще с тех пор, как у нас укрывался, не видел! Сколько – шесть лет? Семь?

– Сестра, поимей совесть! Сама меня корила, что долю кляну – в тебя все молодые воины, кто хоть раз в жизни хоть тень твою видел, влюблены. Вон Карли на корме, он твои следы из земли выкапывает и им поклоняется.

– По правде?

– Ну, может быть, самую малость преувеличил. Только не говори, что не замечала.